
МУЗЫКАЛЬНЫЙ МИР АЛАНА ОВАНЕСА
Лилит Ернджакян
Перевела Нелли Хачатурян
Ценности современной армянской музыки создаются не только в Армении. В армянской диаспоре рождались и рождаются композиторы, которые творят для своего народа и одновременно обогащают мировую музыкальную культуру произведениями, предвосхищающими музыку будущего. Сокровищница армянского музыкального искусства, как воплощенный символ Родины, всегда была той духовной опорой, которая вдохновляла и формировала многих творцов музыки.
Одним из таких творцов был американский композитор Алан Ованес, чье творчество заняло прочное место на разветвленных путях взаимодействия и взаимообогащения музыкальных культур Востока и Запада.
Пожалуй, ни один период в истории мировой музыки не отличался таким многоцветьем, как XX век, отмеченный сосуществованием самых разнообразных музыкальных течений, направлений, стилей, когда рядом с традициями классической музыки (Барток, Хачатурян) равноправно развивался музыкальный авангард – экспериментальное новаторство Кейджа, экспрессионизм Шёнберга, неоклассицизм Стравинского…
Одним из самобытных явлений этого многоликого искусства и стало творчество американского композитора армянского происхождения Алана Ованеса. Своими произведениями, являвшими собой итог постижения автором восточного мистицизма, такими как «Таинственная гора», «Серебряное паломничество», «Таинственная флейта», он заслужил репутацию самого знаменитого композитора-мистика своего времени. Музыка Алана Ованеса обрела известность как оригинальный сплав западных и восточных традиций. Он обращался к музыкальным культурам почти всех стран Востока. Вычленение из этого многоликого мира армянской составляющей несомненно носит условный характер, но помогает постижению единства в творчестве композитора – при всем его многообразии внутри самого Востока.
Творчество Алана Ованеса поистине необъятно по объему, жанровому и тематическому многообразию, широкому кругу интересов, глубокому постижению и музыкальному воспроизведению эстетических и философских основ различных восточных культур. Можно думать, что при таком стилевом богатстве автору нелегко найти свой собственный стиль, что его эстетическое мышление эклектично, однако такой вывод был бы ошибочным. При всем своем «разностилье», при частом обращении к мелодико-ритмическим особенностям различных восточных культур композитор неизменно демонстрирует самостоятельное музыкальное мышление, специфичное для всего его творчества.
Культурная «пестрота» его музыкального наследия не носит характера стилистической неопределенности, самоцельного внешнего новаторства: она подчинена его индивидуальности и выработанному им самим собственному восточному стилю.
В армянских и индийских произведениях Алана Ованеса его самобытность проявляется в музыкальных текстах, базирующихся на индоарийской основе. Гармоничное созвучие музыкального словаря симфонии «Арджуна» и «Мадрасской сонаты» и восторженный прием, оказанный этим произведениям в Индии, даже показались парадоксальными некоторым «неосведомленным» американским исследователям.
В своих Армянских рапсодиях и обработках народных песен композитор близок к творческим принципам Комитаса; в других произведениях, таких как «Рассвет», «Ахтамар», «Соната Ванского озера» и ряде других, он примыкает к стилю армянских ашугов.
Восток не был для Алана Ованеса музыкальной забавой – это было прибежище его беспокойной, раздвоенной армяно-шотландской души.
Как явствует из произведений и отдельных высказываний Ованеса, его интересы всегда были нестандартны и разносторонни. Он был одинаково увлечен живописью философа Хермона ди Джиованно, которого многие считают примитивистом, философией и поэзией Фрэнсиса Бэкона, искусством японского драматурга Зеами. Гималайские горы были для него грандиозными мелодиями, созданными самой природой.
Из древнейших монодических культур он считал совершенными армянскую духовную музыку VII века, классическую музыку южной Индии, китайскую инструментальную музыку эпохи Тан, корейскую Ах-ак, японскую Гагаку. Одновременно он высоко ценил оперы-оратории Генделя и Мендельсона, симфонии Сибелиуса. Познакомившись в Бостоне с армянской и курдской музыкой, он отправился в страны Востока, чтобы на месте изучить музыкальные культуры разных народов, их исполнительские традиции и музыкальные инструменты. Это способствовало естественности звучания и эстетической завершенности каждого из созданных Аланом Ованесом восточных произведений.
Композитор не просто брал из восточной музыки отдельные внешние элементы, а вникал в суть, в закономерности данной национальной музыки, ставя перед собой конкретные творческие задачи. Это было не просто модное обращение западного композитора к Востоку, а осознанное стремление органически сплавить его с собственным складом мышления, подчеркнуть свое благоговение перед восточными музыкальными культурами, особенно армянской, индийской и японской.
Для понимания музыки Алана Ованеса важно ознакомиться с его мировоззренческими принципами. Что явилось той движущей силой, которая властно побуждала композитора посвятить себя Востоку?
Сам Алан Ованес писал: «Так называемая простая мелодия имеет чисто западное происхождение… Все армянские и восточные мелодии имеют изысканные плавные переходы, для использования которых необходимы большое искусство и глубокое музыкальное чутье». «Слышимые звуки – всего лишь орнаменты неслышимых… Двенадцать интервалов октавы (или так называемая равномерная темперация) являются механической западной условностью. Эта «фортепьянная гамма» уничтожает все таинственные интервалы Армении, Индии, Кореи, Японии. Темперированный строй убивает мелодию и исключает возможность «случайности»…» Таковы эстетические установки музыки Алана Ованеса, нашедшие проявление во множестве его самобытных творений.
Алан Ованес, обогащая современную западную музыку ритмико-мелодическими и жанровыми элементами восточной (в частности армянской), рассматривая восточную музыку как важный стимул развития музыкального искусства XX века, внес большой вклад в процесс взаимодействия восточных и западных музыкальных культур. Приобщение к двум этим мощным течениям искусства придало особую силу его музыке.
Алан Ованес (Алан Ванес Чакмакджян) родился 8 марта 1911 года в пригороде Бостона Сомервилле (Массачусетс, США). Отец его, Арутюн Ованес Чакмакджян, родился в Адане. После переезда в Штаты он получил возможность учиться в Гарвардском университете, а после его окончания поступил на работу в бостонский колледж Тафт как преподаватель химии. Одновременно он был главным редактором еженедельника «Родина» на армянском языке, автором многих книг, в том числе одного из первых армяно-английских словарей. Будучи многосторонне образованным человеком, он стремился приобщить и сына к армянскому языку, истории и культурным традициям, слушая вместе с ним песни Комитаса, записи Арменака Шахмурадяна. Мать Ованеса Мадлен Скотт, шотландка по происхождению, играла на органе. Она отнюдь не одобряла начинания мужа и вообще была против того, чтобы ставить сына в известность о его национальной принадлежности и знакомить с национальными корнями. После ее смерти в 1931 году композитор изменил обозначенное на произведениях раннего периода имя Алан Скотт Ванес и, приняв имя деда, стал Аланом Ованесом.
Хотя первое время родители Алана не принимали всерьез творческие наклонности мальчика, они, тем не менее, способствовали его музыкальному образованию. С четырех лет он начал играть на фортепьяно и сочинять музыку, рано научился читать и писать и был очень увлечен астрономией. В четырнадцать лет он написал свои первые оперы – «Lotus Blossom» и «Bluebeard and Daniel». С отроческих лет Алан предавался метафизическим размышлениям о Вселенной, о природе и ее творениях, особенно о горах, и придавал им большое значение. В дальнейшем он углубил и выверил свое восприятие, основательно изучив различные философские теории. Любовь и тяга к горам стала для него решающей как при выборе места жительства (Люцерн в Швейцарии и Сиэтл в США, на побережье Тихого океана), так и при создании многочисленных программных произведений, озаглавленных по их названиям: «Арарат», «Таинственная гора», «Холодная гора», «Горы Гавайских островов», «Японская горная гряда» и т.д.
Первым своим значительным произведением сам композитор считал написанную в 1939 году кантату «Заря» («Dawn»). Алан Ованес учился в музыкальной школе Тафт, затем в консерватории «Нью-Ингланд» в Бостоне, в классе Фредерика С.Конверса. В годы учебы в консерватории он увлекся музыкой Сибелиуса, посетил финского композитора, и тот стал крестным отцом дочери А.Ованеса Джейн-Кристины. Одновременно Алан Ованес целенаправленно изучал ладовые и ритмомелодические особенности восточной музыки, особенно армянской и индийской.
В 1942 году Алан Ованес получил стипендию в университете Танглвуд города Бостона, позволившую ему совершенствовать свое мастерство в классе чешского композитора Б.Мартину́. Там его нетрадиционные композиции подверглись несправедливой критике композиторов Л.Бернстайна и А.Копланда. Вопреки мнению главного дирижера Мидландского оркестра Би-Би-Си Лесли Хауарда, который публично дал высокую оценку прозвучавшей в исполнении его оркестра симфонии Алана Ованеса «Exile» («Ссылка», 1937 г.), посвященной геноциду армян, Бернстайн во время прослушивания этой симфонии в Танглвуде громко разговаривал и умышленно мешал слушателям. Он назвал симфонию «музыкой гетто». Оскорбленный Алан Ованес покинул Танглвуд.
В одном из писем Вильяму Сарояну Ованес пишет о жестком и нетолерантном отношении Копланда и Бернстайна и своем оскорбленном самолюбии. Если принять во внимание также разногласия с прежними единомышленниками и друзьями, авторитетными представителями музыки Запада Дж.Кейджем и К.Штокгаузеном, становятся понятны та нездоровая атмосфера, которая сложилась вокруг композитора, и восприятие его музыки в академической среде как чужеродного явления. Находя на Востоке источники вдохновения и утвердившись на позициях композитора-мелодиста, он отрицает поднятые на щит его современниками принципы и теоретические положения, превозносящие экспериментальную технику, остается верен своей творческой и культурной ориентации.
Наследие композитора, основанное на эстетических канонах восточных культур, с необычными решениями музыкальной и сценической драматургии, индивидуальным осмыслением ритуальной сущности традиционных музыкальных инструментов, щедрым использованием старинных песенных и танцевальных форм, своеобразной трактовкой природы и космоса нередко подвергалось критике и удостаивалось взаимоисключающих оценок. Не приверженная ни одной из школ, оставшаяся в стороне от ведущих направлений времени, уникальная творческая личность Алана Ованеса сталкивалась с неоднозначным, противоречивым отношением к создаваемому им новому миру. Ему уделялось гораздо меньшее внимание, чем другим композиторам-современникам, которые также интересовались музыкой Востока. Американские исследователи XX века не могли одобрить его откровенную антизападную ориентацию и, особенно, музыкальные предпочтения, высоко ставящие мелодическое мышление.
Быть может, отрицательные импульсы, полученные в Танглвуде, углубились бы и ощутимее повлияли на творческую судьбу Алана Ованеса, если бы в этот период жизни он не встретил философа и художника-примитивиста Хермона ди Джиованно, грека по происхождению, который стал его духовным наставником и вернул композитора «к истокам» – армянским корням. По его совету композитор начал серьезно изучать армянскую музыку и в музыкальном наследии своих предков нашел пути выхода из творческого и психологического кризиса. Ованес становится органистом в армянской церкви Уотертауна (штат Массачусетс), берет уроки у священнослужителей, изучает музыку Комитаса и представляет в концертном исполнении его фортепианные танцы.
В молодости (до 40-х годов) Ованес словно не придавал значения своему армянскому происхождению, составлявшему часть его национальной сути и в то же время пробуждающему в нем необычные эмоции и волнение. Преодоление психологических барьеров и обращение к армянской монодической музыке, ставшее необходимым для его самовыражения, сам композитор обозначил как новый этап в своей жизни. Музыкант с его символом веры, поиском духовно-религиозных корней в искусстве, сознательно уничтожил множество собственных произведений, ознаменовав этим своеобразным ритуалом посвящения свою новую, армянскую идентичность. Следуя глубинным связям музыкальных культур Востока и Запада, он, казалось бы, преодолевал тем самым двойственность собственных корней.
40-50-е годы принято считать армянским периодом в творческой летописи Алана Ованеса, тесно смыкающимся с впечатлениями от индийской музыки и ее выразительных средств. Уже сам перечень написанных в эти годы произведений с армянскими названиями свидетельствует об утвердившейся в душе композитора любви к Армении как Родине, об осознанном желании воплотить и представить миру в словесных и музыкальных образах немеркнущее таинство «Страны Наири»: Армянские рапсодии, «Эчмиадзин», «Хримян Айрик», «Рассвет», «Анаит», «Элибрис» с посвящением урартской богине зари открыли новые «восточные» горизонты в музыкальном искусстве.
В произведении для фортепьяно и струнных «Lousadzak» («Рассвет», 1944 г.) экспрессивные мелодические линии партии фортепьяно имитируют восточные струнные инструменты. По свидетельству американского композитора Лу Харрисона, первое исполнение этого сочинения в Нью-Йорке было принято слушателями с истинным восторгом. В этом новаторском произведении Ованес применил оригинальную технику – своеобразную алеаторику*, именуя ее «spiritmurmur» (шёпот души). Эти «шёпоты или ропоты души» стали главной чертой творческого почерка Алана Ованеса и присутствуют почти во всех его опусах. Миссию представить Алана Ованеса широким музыкальным кругам Америки, способствовать исполнению его музыки в лучших филармонических залах, поддерживать финансово и пропагандировать ее, взяли на себя сестры Аджемян – пианистка Маро и скрипачка Анаит. В 40-50 годы как армянская, так и американская пресса изобиловала статьями и рецензиями, относящимися к концертным исполнениям музыки Алана Ованеса, а также объявлениями о событиях культурной жизни армянства, которые всегда сопровождались произведениями композитора. «Музыка Алана Ованеса сеет семена переворота в музыкальном мире… Это Вильям Сароян в музыке».
Уже на этом первом этапе, получившем название «армянского», многие музыковеды предрекали взлет и признание музыкального дарования А.Ованеса в будущем, оценивая его своеобразную творческую сущность как бесспорную величину современной музыкальной панорамы. Эти пророчества нашли воплощение в блестящей череде новых достижений, порожденных творческими импульсами, почерпнутыми от различных культур Востока. В этот период Алан Ованес зачастую сам выступал с представлением своих симфонических произведений, организуя концерты армянской музыки. Он приковывал внимание как собственно армянской, так и американской музыкальной аудитории, поражал самобытностью армянских по звучанию произведений, мастерством воспроизведения интонационного богатства духовных и народных мелодий.
Английский композитор и дирижер Лесли Хауард не скупился на самые горячие похвалы таланту Алана Ованеса, называя его «мощным, музыкально крепким, основополагающим… Он гений и создаст еще более великие вещи».
Даровитый музыкант имел самые разнообразные творческие контракты с учебными заведениями, радио, телевидением, оркестрами, театральными и танцевальными группами. Он преподавал композицию в Бостонской консерватории, возглавлял студенческий симфонический оркестр, писал музыку в различных этнических стилях для «Голоса Америки», исполнял обязанности музыкального руководителя отдела стран Ближнего Востока и Кавказа.
Музыкальный мир Алана Ованеса многолик и многоголос. Для наделенного редкостной работоспособностью композитора создание музыки было образом жизни и символом веры. Личная жизнь Алана Ованеса также находилась в своеобразном созвучии с его ищущим духом и сутью. Он вступал в брак шесть раз, и все его разнонациональные жены были деятелями искусства (художница, танцовщица, пианистка, певица…), но лишь с последней женой, японской певицей-сопрано Хинако Фудзихара, он обрел наконец семейную гармонию, которую искал.
За большой вклад в американскую музыку Алан Ованес был удостоен звания почетного доктора целого ряда престижных учебно-исследовательских заведений. А.Ованес был первым американским композитором, который принял участие в ежегодном фестивале Мадрасской музыкальной академии. В 1960 году один из концертов фестиваля был целиком посвящен исполнению произведений Ованеса: прозвучали «Мадрасская соната» для фортепьяно, симфония № 8 «Арджуна», симфония № 7 «Nagna Parvat», посвященная Гималаям.
В 1960 г. в японской столице Токийским симфоническим оркестром и оркестром Японской филармонии под руководством Ованеса была исполнена и записана «Медитация об Орфее» («Meditation on Orpheus») – своеобразное сочетание восточной импровизации и танцевальных ритмов. Рокфеллеровский благотворительный фонд предоставил ему возможность еще раз посетить Дальний Восток, изучить древнейшую дворцовую музыку Кореи Ах-ак, японские дворцовые церемониальные искусства Бунраку и Гагаку. Потом он полгода работал в центре «Восток-Запад» университета Гонолулу на Гавайях и на музыкальном фестивале в Гонолулу представил симфонию № 5 «Silver Pirgrimage» («Серебряное паломничество»).
В 1965 году Ованес в рамках государственной Программы культурного обмена побывал в России, выступил с концертами в Москве, Ленинграде, посетил Грузию и Армению. В Ереване композитор подарил Музею литературы и искусства имени Чаренца свой архив, который в дальнейшем дополнялся материалами из Соединенных Штатов.
С середины 60-х годов жизнь Ованеса раздваивается между Швейцарией и Нью-Йорком. Лучшим исполнителем-интерпретатором и вдохновенным пропагандистом его неоориентальных произведений – «Floating World» («Плавучий мир»), «Фантазия на темы японских гравюр» – становится дирижер оркестра Нью-Йоркской филармонии Андре Костеланец.
С 1970 года композитор обосновался в Сиэтле (штат Вашингтон) и продолжал творческую деятельность, оставаясь верным своему эстетическому кредо: «Моей целью было создавать музыку не для снобов, а для всех людей: красивую и здоровую… стремиться найти духовный резонанс с мелодией и звуком».
Издательство «Edition Peters» 17 лет занималось вопросами издания и продажи произведений Алана Ованеса и получало довольно большие доходы. В конечном итоге Алан Ованес отделился от этого издательства и вместе с женой-японкой основал фирму «Fujihara Records», которая продолжила дело записи, издания и распространения его музыки. Композитор, носивший титул «Вне американской музыкальной моды», жил, творил и выступал на гонорары от своей музыки и гранты. В 1970 году, несмотря на отстраненность Ованеса от американских музыкальных кругов, он был избран членом Американской Академии искусств и литературы. В 80-е годы он создал порядка 80 произведений, в том числе 20 симфоний, и был признан наиболее плодовитым и часто исполняемым композитором.
В 1991 году, в 80-летний юбилей Ованеса, оркестр американских композиторов совместно с Армянской Апостольской церковью Америки организовали в нью-йоркском Карнеги-холле гала-концерт, во время которого под руководством самого Алана Ованеса была исполнена его симфония № 65 – «Арцах».
Последние два десятилетия жизни Алана Ованеса протекали более спокойно. Легендарные показатели его творческой плодовитости (дело доходило до упреков в гиперграфии) пошли на спад только после 1990 года. Композитор скончался в 2000 году. На концертах, посвященных его памяти, 23 апреля 2001 года в Сиэтле, а затем в Нью-Йорке было зачитано письмо американского композитора Лу Харрисона, в котором он назвал Алана Ованеса «одним из крупнейших композиторов-мелодистов XX века».
Музыка Алана Ованеса звучала под управлением таких выдающихся дирижеров, как Леопольд Стоковский, Андре Костеланец, Говард Хансон, Фредерик Феннелл и др. Необычный музыкальный мир Ованеса был представлен армянской, российской и западной многонациональной аудитории Ованесом Чекиджяном, Оганом Дуряном, Арамом Карабекяном, Эдуардом Топчяном, Рубеном Асатряном, а также Меружаном Симоняном, основавшим камерный оркестр «Алан Ованес», просуществовавший два десятилетия. В ряду других произведений под руководством маэстро Чекиджяна в концертных залах мира не раз звучал «Магнификат» А.Ованеса, в частности, его заключительная часть – «Gloria».
В популяризации музыки Алана Ованеса в Армении и во всем мире велика заслуга американского пианиста Мартина Берковского, по долгу сердца поддерживавшего фонд «Алан Ованес» в Ереване.
Композиции Алана Ованеса имеют примечательные и необычные названия. Трудно сказать, какими принципами руководствовался автор при их выборе: то ли желал подчеркнуть экзотичность звучания, то ли стремился объяснить названием таинство музыкального текста и нацелить слушателя на соответствующую культуру. Почти все «восточные» произведения носят названия, характерные для данной культуры, колоритные, таинственные и проникнутые духом старины. Возможно, композитор просто следовал совету Л.Стоковского: «Аудитория любит названия, которые возбуждают интерес…» Звучный заголовок нотного текста выполняет своеобразную рекламную функцию, и многие издатели предпочитают печатать рукописи с эффектными названиями, пусть даже не всегда принадлежащими автору, а порою даже отвергнутыми им. Произведения многих классиков музыки обрели вечную жизнь под другими именами (вспомним Бетховена, Моцарта, Гайдна, Шопена и других великих). Возможно, опасаясь недоразумений в будущем, Ованес предпочитал давать своим программным произведениям названия, которые были словесными обозначениями его многостилевых культурных интересов, ключевыми словами его музыкальных восприятий.
Своими художественными взглядами, плодотворностью творчества, способностью в рамках классического стиля проявлять самобытность мышления и стилистики Алан Ованес соотносим с другим армяно-американским мастером – Вильямом Сарояном: существовавшие между ними отношения душевного родства, взаимопонимания и искренней дружбы скрепляла предопределенность их творческих судеб армянским происхождением. С той лишь разницей, что Сароян был и армянином, и американцем – без противоречий и внутреннего протеста, самодостаточным и по своей творческой, и по человеческой сути, гордым своей любимой (пусть символической или воображаемой) Арменией. Что же касается композитора, его поиски армянской «самости» шли трудно, через смятение души, но распахнули двери для свободной музыкально-эстетической ориентации, сформировав восхитительный армяно-восточный мир в контексте музыки Запада. Оба мастера были удостоены знаменитой Пулитцеровской премии.
Двуединая культурная сущность Алана Ованеса, сформировавшаяся как слияние Востока и Запада, сделала его первым американским композитором, в духовном восприятии которого Старый и Новый свет, древний и новый мир гармонично слились в рамках его духовного опыта и знаний. Эти знания и вдохновение стали первоосновой для мелодических импровизаций, раскрывающих духовное таинство симфонии «Арарат», канонического многоголосия симфонии «Св. Вардан» и, в целом, для органичного синтеза разнонациональных элементов, почерпнутых из сокровищницы мирового музыкального фольклора. «Я хочу принадлежать всем векам и всем временам… Художник может выйти из своего времени и оказаться в будущем», – говорил композитор.
Самобытность и естественность «армянских» произведений Алана Ованеса обусловлены рядом важных факторов. Решающее значение имеет, несомненно, происхождение Алана Ованеса, которое позволяет рассматривать эту сферу его творчества не как проявление поверхностного «интереса к Востоку», а как основной способ его национального самовыражения и характера. Другое дело, что национальный характер, в силу определенных обстоятельств и определенной среды, проявился в необычном освещении, и подобного ему нет в армянской музыке. Немаловажно и то обстоятельство, что Алан Ованес акцентировал национальное, включая в состав оркестра армянские или восточные народные инструменты, либо с помощью подходящих европейских имитировал их звучание.
В то же время интерес композитора к музыкальным культурам стран Востока не следует путать с примитивным «ориентализмом», при котором Восток теряет свое лицо, подчиняясь европейскому менталитету.
Крайне сложно отнести творчество Алана Ованеса к какому-либо стилистическому направлению. Он принадлежит к числу тех композиторов, чья музыка зиждется на незападных эстетических воззрениях и технике. Его сознательное стремление к «первозданной» чистоте мелодий, образов и чувств, как проявление неопримитивистских склонностей, на самом деле было направлено против искусственного «осовременивания» музыкальных реалий.
Мир музыки Алана Ованеса следует рассматривать в контексте культурного взаимодействия Востока с Западом и мистического символизма Востока. Большинство творений композитора порождены духовными идеями. Религиозные темы и образы присутствуют в его произведениях всех периодов и жанров. Импульсы, полученные от разных религий, сливаются в творчестве автора, а его духовная сущность не вмещается в рамки одной религии, стремясь постичь непостижимое в каждой религиозной традиции.
Основная выразительная роль в произведениях А.Ованеса отводится мелодии. Рожденные в традициях так называемого «святого минимализма» простые и благозвучные мелодии преобладают в музыке композитора, что даёт основание рассматривать его творчество как самобытное проявление неоклассицизма, поскольку свои художественные замыслы он воплощает в отчетливо классических формах. Такая абсолютизация одной из составляющих музыкального языка и, вместе с тем, перекличка со вселенскими и общечеловеческими категориями – одна из характерных особенностей музыкального искусства XX века. Рассматривая другие факторы музыкальной выразительности как второстепенные, композитор придает мелодии новое значение. И в этом смысле Алан Ованес чрезвычайно современен, причем современность и оригинальность для композитора не самоцель, а естественное проявление его эстетических взглядов, его мистических умонастроений. Он рассматривает музыку и природу в тесной взаимосвязи. Многие программные произведения автора связаны с различными явлениями и образами природы и обретают материальное воплощение в длительном развертывании гигантских мелодий (giantmelody), в пространных ритмических структурах с самостоятельной драматургией.
Алан Ованес выводит духовную музыку за пределы как церкви, так и армянской музыки, представляя ее как материал современной музыки. Его произведениям, особенно сочинениям духовного содержания, присуще созерцательно статичное, в какой-то мере гипнотическое состояние, выдержанное большей частью в объемных мелодико-ритмических импровизациях.
Чтобы понять «шёпоты души» Алана Ованеса, необходимо, быть может, «пережить» Восток, подобно восточному человеку пропустив его через себя. Его Восток – не стилизация и не подражание. Он счел возможным противопоставить оковам авангарда свои объемные духовно-ритуальные мелодии, соотнести их с космическим и общечеловеческим сознанием и вечными ценностями, приобщиться ко всем временам и ощутить себя также в будущем.
Восточные названия произведений Ованеса не всегда предполагают воплощение одной культуры. Так, в опере-драме «Горящий дом» Ованес не национализирует известное божество армянского пантеона – драконоборца Ваагна, и не стремится придать ему национальное музыкальное воплощение. Однако через интонации песни «Цицернак» («Ласточка») в общем восточном контексте произведения проблёскивают лучики армянской музыки.
Творчество Ованеса ставит множество вопросов, прояснение которых в контексте музыкальной мозаики ХХ века проливает свет на уточнение культурологических границ проблемы Восток – Запад, взаимоотношения музыкально-эстетических и философских концепций Востока и западной «интеллектуальной техники», наконец, на критерии определения понятий «свой» и «чужой» в элитарных кругах. Социально-политические, этнокультурные, идеологические и эстетические стереотипы вбили клин между общественным звучанием творчества одного из самых известных и плодовитых композиторов ХХ века и его научной оценкой. Имя Ованеса нередко отсутствует в изданиях, посвященных истории американской музыки, или упоминается в ряду других известных композиторов, использующих восточные элементы и сходные стилистические приемы – Кейджа, Кауэлла, Харрисона. Несомненно, время расставит всё по своим местам и создаст условия для уточнения и пересмотра этих оценок.
В неохватном ряду творений композиторов, вдохновленных Востоком, музыка Алана Ованеса предстает истинным завоеванием, возрождающим Восток и являющим Западу его духовные ценности. Многоцветное творчество Алана Ованеса – самобытный, не имеющий прецедентов синтез музыкальных культур этих двух миров. Однако творческий пафос композитора-мистика Алана Ованеса направлен не просто на создание картины культурного многообразия, а на воссоздание – через эту возможную интеграцию – единого облика его собственного раздвоенного, западно-восточного музыкального мира и человеческой сущности.