Рассказ классика армянской литературы Аветика Исаакяна написан в 1922 году со слов очевидца, и посвящен духу и оптимизму армянской матери.
Далеко от Евфрата, так далеко, что даже в тихую ночь сюда едва доносился рокот его вод, в пустыне жалась друг к другу кучка убогих шатров.
В них ютилась горстка армян, уцелевших от трагической резни — старики, женщины, дети.
Их изможденные тела были едва прикрыты лохмотьями, во взглядах застыл неизбывный ужас, как в глазах смертника, чудом спасшегося из самой петли.
Улыбка и радость навсегда умерли в их глазах, и лишь где-то в глубине зрачков еще теплился отблеск жизни — искра неумирающей надежды:
Днем вокруг шатров воровато шныряли дикие бедуины — высматривали, вынюхивали, не осталось ли красивых девушек, каким-нибудь чудом уцелевших от диких турок, а по ночам в мертвой тишине пустыни, в неутолимой жажде крови и мертвечины завывали гиены.
Человек и зверь сообща добивали последние остатки погибшего народа, обрушивая на несчастных все новые ужасные испытания.
Хотя ночь, ласковая и нежная, и несла успокоение, прикрывая черными шелковыми бинтами опаленные адским пламенем глаза страдальцев, души их неотступно и неумолимо терзали страшные, кроваво-красные видения.
Огнедышащее солнце лило с неба потоки лавы, и раннее утро полыхало жаром, словно полдень.
Вдали на бескрайние желтые пески медной стеной опускался раскаленный небосвод.
Старики и старухи, немощные и бескровные, сидели с закрытыми глазами, вжавшись в углы шатров, и в памяти их вновь и вновь вставали то мирный дым родных очагов, то цветущие деревья родных садов. И медленно умирали, истощая последние силы, их измученные души…
Было утро. Женщины, увядшие раньше срока, сидели у шатров и шили иссохшими руками с трудам выпрошенную у окрестных арабов работу — так они добывали скудный хлеб для своих близких.
Перед шатрами, не сознавая своего бедственного положения, играли ребятишки, маленькие мальчики и девочки. Порою оттуда слышался даже смех.
-Дети, учиться! — послышались от шатров голоса матерей.
Игры тотчас прекратились.
Взявшись за руки, в один из шатров вбежали два мальчугана. Старшему было лет двенадцать, младшему — семь или восемь. Оба с разбегу бросились в объятия матери.
Несчастная женщина потеряла на тернистом пути изгнания мужа и двоих детей: главу семьи и юношу-сына куда-то увели, как и многих других, турецкие янычары, а дочь — молодую, цветущую девушку — украли курды.
Мать нежно расцеловала детей и сказала младшему:
— Ягненочек мой, сейчас я напишу несколько слов, а ты прочитай. Посмотрим, хорошо ли ты знаешь буквы. А потом сам напиши то же самое. Если хорошо прочитаешь, дам тебе фиников.
И мать написала пальцем на песке:
«Господи, сохрани моего отца, сестричку, брата».
Ребенок по складам прочел написанное.
— Молодец, радость моя. — Мать еще раз поцеловала малыша и дала ему несколько сушеных фиников.
— А теперь напиши сам.
Ребенок принялся жевать финики и что-то выводить пальчиком на песке.
Мать обратилась к старшему.
— Ну-ка, покажи, сынок, что ты написал.
Мальчик написал на песке несколько слав. Всмотревшись, мать прочла:
«Враги увели отца, сестричку, брата. Говорят, их убили. Я не верю. Вернемся домой — найдем их живыми и здоровыми».
— Найдем, милый, непременно найдем. Сдерживая слезы, мать поцеловала ребенка и, не в силах продолжать урок, дала детям по куску черствого хлеба и сказала:
— Теперь идите, побегайте на воле. А вечером мы с тобой, сынок, вспомним Евангелие. Ты должен выучить все очень хорошо, так, чтобы твои товарищи удивились. А вернемся домой, отец увидит, что ты здесь не терял времени даром, и очень обрадуется.
Дети весело выбежали из шатра.
Мать со скорбной усмешкой поглядела им вслед. Потом отерла глаза и прошептала, стараясь не разрыдаться:
«Да, когда мы вернемся на нашу освобожденную родину, всех найдем там, воскресшими из мертвых, обязательно найдем».
Очевидец добавил:
Многие из несчастных армянских матерей имели с собой одно только Евангелие, и ни клочка бумаги. Пески пустыни часто становились для армянских мучеников-детей и книгой и тетрадкой, а еще чаще — саваном и могилой, не отмеченной даже крестом, навсегда затерянной и безвестной…
1922 г.
