Почти 300 лет назад армянский и грузинский народы впервые сполна ощутили переменчивость русского характера, узнали цену обещаниям русского монарха, познали силу русского оружия в зависимости от обстоятельств и конъюнктуры.
Точкой отсчета по праву считается персидский поход Петра I (1722-1723), подкрепленный константинопольским договором за 1724 год, принесший неисчислимые бедствия поднявшим оружие против господствующей роли местных мусульман и спровоцировавший небывалую волну эмиграции.
Петр Великий впервые взглянул на армян с точки зрения политической, гениально предвидя будущую роль России в судьбах Армении. И с этого момента начинается по отношению к ней деятельная политика русских государей. Еще до Дербентского похода, к Петру уже являлось несколько депутаций от карабагских меликов, просивших его заступничества. Все оне говорили, что как только русские войска станут приближаться к ним, начальные люди армян соберут свои войска в Нахичевани и, взяв царские знамена, в 24 часа выгонят неверных, а в 15 дней овладеют всею землею; что взять Эривань будет не трудно, так как в этом городе живет много армян, и в их руках находятся пороховая казна и другие припасы; что, наконец, армянская страна может выставить до 116 тысяч войска, так как армяне турецкие наверное придут на помощь персидским.
И когда перед оружием Петра пал Дербент, и русские войска готовились овладеть всеми северными провинциями Персии, казалось, заря армянской свободы занялась светло и ярко. Уже 12 тысяч армян, под предводительством карабагских меликов, и 30 тысяч грузин, с царем своим Вахтангом, стояли у Ганжи в ожидании царя и его приказаний.
Эти христианские войска ликовали, считая освобождение от ненавистного мусульманского ига делом несомненным. Как громовой удар разразилась среди них весть, что Петр возвращается с Кавказа, не довершив начатого дела.
По свидетельству армянского митрополита Исая, этому не хотели верить, не могли понять, что такое случилось; одни говорили, что русские ушли обратно от болезней, другие, — что, по случаю зноя, пали у них кавалерийские лошади, третьи, — что было крушение на море и погибли артиллерия и провиант.
Неожиданный отъезд Петра из Дербента поразил глубокою скорбью армянские и грузинские войска; энергия их упала.
Вахтанг с своими грузинами ушел в Тифлис, который вслед затем был осажден, взят и разорен лезгинами. Карабагские мелики удалились в горы и, запершись там в неприступных башнях, в течение нескольких лет стойко выдерживали ожесточенную борьбу за свободу с турецкими, персидскими и дагестанскими полчищами. Эта борьба армян, вызванная, но не поддержанная походом Петра, была тем не менее началом уже не прекращавшихся попыток добиться свободы.
Христианскому населению Закавказья нанесен был тяжкий удар тем, что Петр, по договору с Турцией, оставил за собою лишь Каспийское прибрежье,— а все армянские и грузинские провинции уступил Оттоманской Порте, которая была, конечно, раздражена против христиан за их симпатии к России. Тучи бедствий висели над злополучным краем. Россия не могла помочь ему оружием — еще не пришел час развернуть ей мощные силы, тогда только что начинавшие крепнуть.Но судьбы армянского народа по-прежнему оставались близкими сердцу императора,— и он широко растворил двери своей империи для их эмиграции. Русские, владея Дербентом, Баку, Астрабадом, Гиляном и Мазандераном, должны были заботиться о том, чтобы скрепить эти приобретения выгодами материального благоденствия, плодами мирной деятельности,— и это великое начало легло в основание дальнейшей политической программы Петра, и он старался привлечь армян в эти страны. «Стараться всячески — писал он Матюшкину по поводу заселения вновь покоренных земель:— призывать армян, а бусурман зело тихим образом, чтобы не узнали, сколь возможно убавлять.»
И вот, на зов Петра сотни армян стремятся в Гиляны и в крепость Св. Креста. Петр писал своим сподвижникам, чтобы они оказывали переселенцам всевозможные льготы, отводили лучшие земли, где пожелают, защищали от обид и притеснений; — «понеже — писал великий император: — мы оный армянский народ в особливую нашу императорскую милость и протекцию приняли.» И в документах того времени ясно выражается взгляд Петра на ту пользу, которую он ожидал от водворения умного, торгового и предприимчивого армянского народа в Русской империи. Из числа первых эмигрантов, до 700 человек тотчас же поступили в русскую военную службу и образовали в Гилянах два особых полка, армяне — драгунский, грузины — гусарский.
Но пока ничтожная часть армян искала убежища в пределах России, вся масса населения изнемогала в непосильной борьбе с мусульманами и взывала о помощи. «До сих пор, — писали армяне к Петру: — имея неприятелей с четырех сторон, мы по возможности оборонялись; но теперь пришло множество турецкого войска и много персидских городов побрано…»
Это последнее послание, к несчастию, не застало уже в живых гениального русского царя. Нерешительная политика преемников Петра еще тяжелее отозвалась на судьбах армянского народа. О мужественной борьбе его, веденной одновременно с турками, с персиянами и с дагестанскими горцами,— борьбе, исполненной героизма, когда горсть армян восемь дней к ряду выдерживает, например, ожесточенную битву с целым сорокатысячным турецким корпусом Сары-Мустафы Сераскира,— свидетельствует фельдмаршал князь Долгоруков. Но он же прибавляет в донесении своем, что армяне требуют серьезной помощи оружием, и что если теперь не оказать ее, то впредь уже будет трудно привлечь армян на нашу сторону. Оставайся энергический князь Долгоруков на Кавказе, быть может, судьбы этого края были бы иные. Но, Долгоруков пал, императрица Анна Иоанновна, мало заботившаяся о поддержании того, что создано было Великим Петром, решает вовсе оставить покоренные им земли.
Русские войска отступают на Терек,— и власть над армянами переходит опять от турок к персиянам. Страх нового владычества заставляет многих армян променять тогда прекрасную карабагскую природу на болотистые берега Терека, куда, вслед за войсками, идут и те из них, которые уже основали свои поселения в Гилянах и в крепости Св. Креста. Так образовывается армянское поселение на Тереке, в Кизляре. Число переселенцев, вероятно, возросло бы до весьма значительной степени, если бы императрица Анна Иоанновна, в угоду Шах-Надиру, не издала указ 29 мая 1734 года, которым, в доказательство дружбы к шаху и доброжелательства к персидскому народу, повелевалось всех грузин, армян и других иноземцев, вышедших из Персии, отправить обратно к шаху, «даже тех, которые сего возвращения и не желали бы».
Правда, эта ничем не объяснимая ошибка правительства императрицы Анны через несколько лет была несколько заглажена особым указом, уже воспрещавшим выдавать персиянам тех из армян, которые приняли русское подданство, но впечатление, сделанное первым распоряжением долго не могло изгладиться в умах армян.
