Малая мировая война в Карабахе
(c) Министерство обороны Армении
По сути, Вторая карабахская война — первый в истории межгосударственный конфликт, где в качестве основной ударной силы использовались беспилотные устройства — израильские барражирующие боеприпасы Harop и турецкие разведывательно-ударные дроны Bayraktar TB2, которые с тех пор стали по сути символом военно-промышленного комплекса Турции. А заодно и напоминанием о специфике экономической политики ее президента Реджепа Тайипа Эрдогана: его зять Сельчук Байрактар — технический директор компании Baykar Makina, производящей эти дроны.
Важнейший урок Второй карабахской войны заключается в том, что даже у самых стойких сухопутных войск в обороне мало надежд на успех, если у противника развязаны руки в воздухе, констатирует в своей статье Марк Казалет, старший аналитик Janes — одного из старейших британских издательств военной литературы. Идея, конечно же, не новая, но благодаря новым технологиям получившая все основания, чтобы считаться аксиомой. Более того, теперь для эффективного использования авиации не требуется огромных вложений в технику и подготовку пилотов, доступных лишь крупным державам: неслучайно одной из стран, активно изучающей опыт применения Bayraktar TB2 в Карабахе, стала Украина.
«Азербайджан наглядно продемонстрировал, что современные, относительно дешевые, одноразовые, но эффективные и высокоточные ударные и разведывательные системы в настоящее время доступны странам с умеренно развитой экономикой и могут быть использованы крайне действенно, когда у противника нет адекватных ответов на этот вызов. Подобное развитие событий более не позволяет военным пренебрегать областью противовоздушной обороны. Отсутствие прогресса у Армении в этой сфере… было чрезвычайно дорогостоящей стратегической ошибкой», — приходит к выводу Марк Казалет.
Результаты, продемонстрированные беспилотной авиацией в Карабахе (а незадолго до этого в Ливии, где те же Bayraktar TB2 помогли остановить наступление сил фельдмаршала Хафтара на Триполи), действительно напоминают о прежних революциях в развитии военных технологий. Достаточно вспомнить, что, к примеру, ход Русско-японской войны во многом предрешило наличие у японцев пулеметов и дальнобойных морских орудий, а поражение России в Крымской войне — военно-техническое отставание нашей страны от европейских держав. В случае же с Арменией драматизм поражения усугубляется тем, что она в принципе не могла себе позволить таких инвестиций в перевооружение армии, которые благодаря доходам от нефти и газа были по силам Азербайджану, навязавшему Еревану априори проигрышную гонку вооружений.
Но возможности беспилотных летательных аппаратов (БЛА) не следует переоценивать, предупреждает в своей части сборника Даглас Барри, старший научный сотрудник лондонского Международного института стратегических исследований. По его мнению, сводить успех Азербайджана только к этому фактору неверно, не говоря уже о том, чтобы хоронить традиционную пилотируемую авиацию. Баку смог грамотно воспользоваться новой технологией в рамках общего плана кампании, но при адекватных ответных мерах с армянской стороны роль беспилотников, возможно, оказалась бы более скромной.
«БЛА так же, как и боевые самолеты, не способны удерживать территорию. Хотя БЛА обладают большей устойчивостью, они не заменяют присутствие на земле, если целью является устойчивое территориальное завоевание», — указывает Барри, напоминая, что шумиха вокруг беспилотников во многом была поднята азербайджанской пропагандой. И все же тактическим приемам, которые использовало азербайджанское командование (или его турецкие советники?) в воздухе, следует воздать должное. Другой заслуживающий внимания аспект Второй карабахской войны — использование советских Ан-2 («кукурузников») на дистанционном управлении в качестве отвлекающих целей. Когда армяне начинали стрелять по ним, места запуска их ракет быстро обнаруживали ударные БЛА. К тому же армянское командование явно недооценило потенциал дронов, хотя соперник не делал секрета из их постановки на вооружение. Однако, напоминает Даглас Барри, при размещении своих наземных сил армяне нередко пренебрегали элементарными правилами камуфляжа и маскировки.
Война без победного конца
Проигрыш Армении не подлежит сомнению, но насколько безоговорочной была победа Азербайджана, если учитывать углубление его зависимости от Турции, и как оценивать итоги этой войны для России, вмешательства которой ждали на существенно более ранней стадии конфликта? На эти вопросы разные авторы «Бури на Кавказе» дают почти диаметрально противоположные ответы.
Основатели Центра анализа стратегий и технологий Руслан Пухов и Константин Макиенко настаивают, что Россия понесла по итогам войны как минимум репутационный ущерб, подойдя предельно формально к своим обязательствам в рамках Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). Главный мотив участия Армении в ОДКБ — расчет на российскую помощь в случае нападения Азербайджана — себя не оправдал, а вера участников этого альянса в могущество Москвы была подорвана, считают Пухов и Макиенко. Никакого «задействования механизмов ОДКБ» осенью прошлого года не произошло, несмотря даже на то, что азербайджанские силы осуществляли удары по территории собственно Армении.
Более того, добавляют авторитетные российские аналитики, Москва предпочла закрыть глаза и на открытую военную интервенцию Турции — беспрецедентный доселе случай на постсоветском пространстве. Не стала Россия официально высказываться и по поводу размещения (теперь уже фактически на постоянной основе) турецких войск на территории Азербайджана. «Не станет ли это переломным пунктом для всего бывшего СССР/СНГ и не подтолкнет ли западные страны усилить вмешательство в дела бывших союзных республик?» — спрашивают Руслан Пухов и Константин Макиенко в статье, название которой сформулировано нарочито полемично: «Россия как главная проигравшая сторона во второй Карабахской войне?».
Столь же неудобные вопросы ставит, по их мнению, и усиление влияния Турции не только в Закавказье, но и в постсоветских странах Средней Азии: «Не повод ли это задуматься, какой проект — постсоветской интеграции или пантюркистского возрождения — перспективнее? В обывательском мнении престиж турецкой модернизации и политического, экономического и военного строительства взлетел на небывалую высоту, а победоносные турецкие беспилотники стали символом невиданного со времен Средневековья военного и технологического успеха мусульманской нации».
С другой стороны, известный российско-армянско-американский исторический социолог Георгий Дерлугьян в открывающей сборник статье «Мировая война местного значения» называет исход конфликта «промежуточной недопобедой». В его интерпретации этого конфликта также больше вопросов, чем готовых ответов:
«Откуда вдруг такая воля к срыву дипломатических усилий Москвы [в разгар войны]: из осторожного Баку или из Анкары, делающей дерзкие ставки одновременно на всех игровых досках своего района мира? Почему же тогда были приняты предложения Путина в момент, когда Карабах, казалось, превращался в котел для армян? Как Баку собирается теперь совмещать на своей территории четыре армии: свою собственную, турецких военспецов, российских миротворцев и остатки армянских формирований? Отдельный вопрос, что может предпринять Иран в ответ на присутствие в Азербайджане израильтян».
Неожиданно взвешенная оценка событий звучит в статье турецкого политолога Керима Хаса, разбирающего карабахский конфликт в контексте внешнеполитической стратегии Турции. Действия официальной Анкары, подчеркивает он, лишь добавили напряженности в процесс урегулирования конфликта и во многом поставили под вопрос стабильность и будущее Закавказья. Россия, добавляет Хас, в этой ситуации предпочла идти по пути управления возникшими рисками, а не их предотвращения, и в итоге смогла извлечь выгоду из ситуации. Заявление о прекращении огня 10 ноября 2020 года было подписано без участия Турции, а затем Россия фактически вернулась в Азербайджан с двухтысячным военным контингентом — через восемь лет после ликвидации радиолокационной станции в Габале.
«Развертывание миротворческого центра по контролю над прекращением огня — пример последовательной российской политики управления рисками, когда, принимая во внимание наличие третьей силы, Кремлю не только удалось минимизировать потери от ее прямого участия, но и фактически открыто продемонстрировать видение политического веса Анкары», — резюмирует турецкий эксперт. При этом, добавляет Керим Хас, нельзя исключать, что за кулисами конфликта присутствовал еще один игрок — Великобритания, в последние годы активно развивающая военно-техническое сотрудничество с Турцией. Именно оттуда поступают ключевые технологии для беспилотников Bayraktar — в отличие от Канады и Австрии, которые ввели против Турции санкции на поставки комплектующих для БЛА. Так или иначе, прогнозирует политолог, война в Нагорном Карабахе может оказаться лишь малым эпизодом турецкой внешнеполитической стратегии на территории ближнего российского зарубежья.
К похожим выводам приходит и директор Московского центра Карнеги Дмитрий Тренин, один из ведущих российских экспертов по внешней политике. Нынешнее статус-кво в Закавказье, предупреждает он, изначально неустойчиво: четвертьвековые усилия России по разрешению карабахского конфликта не предотвратили новую войну, а пытаться вновь сконструировать на обломках Нагорного Карабаха что-либо аналогичное не имеет смысла. России, уверен Тренин, нужно выработать новое целеполагание в Закавказском регионе в целом и в армяно-азербайджанском конфликте в частности, а стратегической целью на ближайшие пять лет могло бы стать недопущение третьей войны, которая будет иметь для Москвы гораздо более негативные последствия, чем прошлогодний конфликт.
Взгляд изнутри
Наконец, стоит дать слово армянским экспертам, чьи статьи вошли в сборник «Буря на Кавказе». Их размышления о причинах и последствиях случившегося сосредоточены прежде всего на контекстах, в которых Армения воспринимает свою современную историю.
Директор ереванского Института Кавказа Александр Искандарян в статье «Ментальная география карабахских войн» проницательно отмечает, что поражение армян во второй войне во многом было отложенным следствием победы в первой, которая стала частью процесса обретения их страной независимости. «Парадигма борьбы за свободу, выхода из советской изоляции и зависимости, прорыва в модерн, построения развитого демократического общества пронизывала все первые постсоветские годы в Армении и Карабахе… При этом почти сразу модерн стал ассоциироваться с Западом, а старое, постсоветское или даже советское — с бывшей метрополией, Россией», — указывает Искандарян, намекая на то, что «бархатная революция» 2018 года, которая привела к власти Никола Пашиняна, весьма напоминала аналогичные события в Восточной Европе конца 1980-х годов.
Но сама Армения к тому времени уже сместилась слишком далеко в сторону мировой периферии, хотя общество и политики предпочитали не замечать куда более близких событий, разворачивавшихся в Ираке или Сирии, от которых до Еревана гораздо ближе, чем до Москвы, не говоря уже о Париже или Вашингтоне. Вторая карабахская война сблизила ментальную карту с реальной: Армения полностью вернулась в контекст происходящего на Ближнем Востоке.
«Армянские дискурсы и поныне строятся вокруг необходимости выбора между прозападным и пророссийским путями развития. Опять же, в этих спорах нет ничего оригинального, они бушуют на всем постсоветском пространстве. Просто реальная география Армении несколько другая, чем у стран Балтии и даже у Белоруссии. Она и напомнила о себе 27 сентября 2020 года», — считает Александр Искандарян.
Об откате Армении на мировую периферию за три постсоветских десятилетия пишет и Георгий Дерлугьян, который в схожей системе координат дает ответ на один из главных вопросов, связанных с армяно-азербайджанским конфликтом: почему при формировании советских республик Закавказья Нагорный Карабах все-таки включили в состав Азербайджана? Разгадка предельно проста, полагает Дерлугьян: в начале 1920-х годов вытащить эту безнадежно периферийную территорию из средневекового состояния мог только индустриальный Баку, где и армян на тот момент было гораздо больше, чем в захудалом провинциальном Ереване.
В то же время, уверен Дерлугьян, именно Армения — наиболее предсказуемый элемент новой конфигурации Закавказья: любой ее режим будет зависеть от России и пытаться восстановить армию и эффективное государственное управление. Несомненно, это больше, чем ничего, но определение «малая мировая война», которое Дерлугьян дал событиям прошлогодней осени, едва ли предполагает мирное их развитие.
