
Армения глазами Мандельштама
Близость к армянской земле
Армянская земля издревле манила своей древностью и становилась источником вдохновения многих знаменитых поэтов и писателей. Образы Армении то ли дело возникали в их творчестве, позволяя армянам взглянуть на свою страну по-новому.
В эти дни в Санкт-Петербурге в Государственно музейно-выставочном центре «РОСФОТО» проходит выставка «Армения по Мандельштаму», посвященная 25-летию независимости Армении.
На выставке представлены более восьмидесяти отпечатков с подлинных стеклянных негативов, хранящихся в коллекции Музея истории Армении в Ереване. Фотографии были сделаны в начале ХХ века в ходе археологических экспедиций Императорской Археологической комиссии в городах Ани (замок и крепость V–VIII вв., с X–XIII вв. – столица Армении, крупнейший экономический и культурный центр) и Ван (первая столица Армянского царства, основанного династией Ервандидов в VI веке до н.э.).
Как отмечают организаторы, в состав экспедиций под руководством академика Николая Яковлевича Марра входили известные армянские ученые и фотографы: архитектор Торос Тораманян, искусствовед и историк архимандрит Гарегин Овсепян, археологи и историки Смбат Тер-Аветисян, Ашхарбек Калантар, Ерванд Лалаян и фотографы Ованес Кюркчян, Арам и Ара Вруйры.
Представленные фотографии, по мнению организаторов, являются единственным свидетельством уникального культурного наследия, полностью или частично уничтоженного как временем, так и в ходе Геноцида армян XX века.
Выставка носит название – «Армения по Мандельштаму». Ни у кого не возникает вопроса «почему?», ибо один из крупнейших русских поэтов XX века – Осип Мандльштам сумел запечатлеть Армению в стихах таким образом, что сегодня его строками рассказывают об армянской земле.
А было все так: Уехав из Армении, Мандельштам после долгого перерыва возвращается к написанию стихов. В мартовском номере журнала «Новый мир» в 1931 году он публикует цикл «Армения».
В воспоминаниях супруги поэта — Надежды Яковлевны сохранились записи, где она рассказывает, как Мандельштам читал армянскому поэту Егише Чаренцу свои первые стихи об Армении.
«Он их тогда только начал сочинять — Чаренц выслушал и сказал: «из вас, кажется, лезет книга». Осип был необычайно доволен такой реакцией, он сказал мне: «Ты слышала, как он сказал? Это настоящий поэт», — вспоминала Надежда Яковлевна.
В Армении супруги Мандельштам познакомились с биологом-теоретиком Борисом Кузиным, который впоследствии рассказывал, что поэт вместе с женой мечтал выучить армянский язык и как можно дольше не возвращаться в Россию.
«Только в обстановке древнейшей армянской культуры, через врастание в жизнь, в историю, в искусство Армении может наступить конец творческой летаргии. Возвращение в Москву исключено абсолютно», — говорил поэт.
Я тебя никогда не увижу,
Близорукое армянское небо,
И уже не взгляну, прищурясь,
На дорожный шатер Арарата,
И уже никогда не раскрою
В библиотеке авторов гончарных
Прекрасной земли пустотелую книгу,
По которой учились первые люди.
Мандельштам, конечно, не смог остаться в Армении навсегда, но Армения дала поэту творческое возрождение и вдохновение для написания нового поэтического цикла.
«Ануш» Ахматова
Любовью супругов Мандельштам к Армении заразился другой великий русский поэт (Ахматова не любила, когда ее называли поэтессой – ред.) Анна Ахматова.
Надежда Мандельштам в своих воспоминаниях писала: «Мы вернулись из Армении и прежде всего переименовали нашу подругу. Все прежние имена показались нам пресными: Аннушка, Анюта, Анна Андреевна. Новое имя приросло к ней, до самых последних дней я ее называла тем новым именем, так она подписывалась в письмах — Ануш. Имя Ануш напоминало нам Армению…».
Ахматова стала изучать культуру армянского народа и в первую очередь обратила внимание на Ованеса Туманяна. Благодаря Туманяну, его творчеству и бурной общественной деятельности, она узнала о Геноциде армян, тяготах, чаяниях и надеждах армянского народа.
«Одной надеждой меньше стало, одною песней больше будет, то понятно, почему песня была для армянина надеждой, была на протяжении веков символом свободы, символом потерянной и вновь обретенной Родины», — писала Ахматова, судьба которой была очень не простой.
Ее муж, известный русский поэт Николай Гумилев был расстрелян в 1921 году, сын Лев Николавеич — арестован.
«Без палача и плахи поэту на земле не быть», — писала Ахматова в середине 30-х годов.
Уже в 1931-м году Ахматова пишет «Подражание армянскому» — единственный, пожалуй, случай, когда она прямо обращается к иноязычному тексту, чтобы сказать о своем горе и горе миллионов матерей, дети которых были репрессированы.
Туманян писал:
Во сне одна овца
Пришла ко мне с вопросом:
«Бог храни твое дитя, Был ли вкусен мой ягненок?»
Ахматова, оттолкнувшись от этих строк, создала свое стихотворение:
Я приснюсь тебе черной овцою
На нетвердых, сухих ногах,
Подойду, заблею, завою:
«Сладко ль ужинал, падишах?
Ты вселенную держишь, как бусу,
Светлой волей Аллаха храним…
И пришелся ль сынок мой по вкусу
И тебе, и деткам твоим?»
Вскоре Ахматова открыла для себя поэта Егише Чаренца, вдохновившись его фразой, сказанной Осипу Мандельштаму: «Из вас, кажется, лезет книга», она стала переводить его стихи.
Дикий наш язык и непокорный,
Мужество и сила дышат в нем,
Он сияет, как маяк нагорный,
Сквозь столетий мглу живым огнем.
Первые переводы стихов Чаренца относятся к середине 30-х годов, последние — к середине 50-х.
Чаренц очень серьезно относился к предполагаемому изданию книги своих стихов на русском языке, и, по свидетельству редактора Игоря Поступальского, сам продумывал состав и композицию сборника, сам отбирал переводы. В 1935 году поэт писал редактору:
«Уважаемый Игорь! Я очень благодарен тебе за то, что ты привлек к переводу моих вещей Анну Ахматову. Для меня переводы этой большой, давно мне известной русской поэтессы — большая радость, тем более, что они как будто очень верны? Пожалуйста, при случае передай ей мою благодарность. Я и сам написал бы ей, да пока как-то неудобно. Спасибо! Егише Ч.».
Чаренцу не суждено было увидеть эту книгу, изданную спустя 20 лет после его гибели. Однако впоследствии ахматовские переводы Чаренца были признаны наиболее удачными и начали выходить в советских сборниках.
Ахматова до самых последних дней в письмах к Надежде Мандельштам подписывалась «Ануш», но об этой ее привычке, как и о многих других особенностях известно немногим.
В архивах Российской Национальной Библиотеки сохранилась ранняя часть архива Ахматовой, из среднего периода жизни нет почти ни одной рукописи. В те времена она жгла все. 30-е, 40-е годы были особенно тяжелыми – расстрел Гумилева, арест единственного сына.
Жизнь и творчество Ахматовой продолжает оставаться загадкой на протяжении нескольких десятилетий. Тем примечательнее то малое, что мы знаем. К примеру, в записях ее дневника сохранились такие строки:
«Одни, как Пастернак, предаются Грузии, …я же всегда дружила с Арменией».
И Ахматовой и Мандельштаму удалось запечатлеть образ Армении в веках, благодаря той близости, которую они почувствовали к арямнской земле.