— Когда меня спрашивают «Ту инчес?» («Кто ты?»), я отвечаю «Ес hай ем». Я не говорю «Либанаhай ем», а просто «Ес hай ем». Я бы согласился с Вами, что армянская идентичность построена на проблеме Геноцида. Но не напрямую, а косвенно, потому что говоря «Ес hай ем», имеешь в виду «Ес вохч ем. Ес дер hос ем» («Я жив. Я еще здесь»). В этом смысле да – идентичность построена на Геноциде.
— Многие говорят, что армяне националисты. Они могут говорить все, что угодно, но воздух, который входит в мою грудь и выходит из нее, когда я говорю «Ес ем. Ес hай ем» («Это я. Я армянин») – это уже очень важная идентичность. К тому же на Ближнем Востоке вас не ждут с «распростертыми объятиями», как во Франции. Я имею в виду интеграцию в национальную структуру страны. Во Франции интеграция приветствуется, в Ливане или, например, в Сирии это намного сложнее. Во Франции больше возможностей интегрироваться в общество, но одновременно ты в меньшей степени можешь остаться армянином, близким к своей идентичности. Там, в Ливане, о нас всегда говорили: «А, это армяне». И эти «определения» со стороны помогают тебе быть хранителем памяти и идентичности.
— У меня есть сын. Я участвую, конечно же, в его воспитании, а он – в моем. За столом мы говорим только по-армянски. Я не заставил его пойти в армянскую школу, но изучение армянского на его ответственности. Не хочу, чтобы он воспринимал это как обязанность, хочу, чтобы это было для него делом совести. Сейчас ему 15 лет. Ему понадобится много времени, чтобы говорить хорошо по-армянски, но он будет говорить!
Хочет ли он сам изучать язык? Конечно, хочет – иначе убью (смеется). Он уже был в Армении и обожает ее.
— Я появился на свет в 1962 году во Франции, в Гонезе, в семье Рипсиме и Дикрана Абкарян. У меня есть старший брат Абкар (он живет в Лос-Анджелесе), сестра Марал и младший брат Дро.
— Я себя чувствую одновременно и гражданином мира, но родина для меня – Армения. Мои предки родом из Карина. Моя родина – люди, человеческие существа, женщины и мужчины. Построение пространства, где два человека могут создавать красоту, – в этом моя родина. Армения тоже часть этого – пространство, которое невероятным образом пытались стереть с лица земли, но оно все еще существует. В этом смысле моя родина – часть того потерянного рая, сегодняшняя Армения. Я езжу туда настолько часто, насколько удается.
— Я очень редко хожу в кино. В Армении, на фестивале, я видел несколько армянских фильмов, но даже во Франции редко смотрю кино. Когда бываю в Армении, предпочитаю общаться с музыкантами, художниками, простыми людьми.
— Некоторые кинороли сильно влияют на вас. Например, роль Мисака Манушяна для фильма Гедикяна или роль Арама в фильме Кешишяна. В этом плане я очень сдержан, пытаюсь не показывать другим, как сильно эти роли влияют на меня. Но когда я взволнован, я этого не скрываю. Роль Арама, конечно, одна из самых важных для меня. И роль Манушяна в новом фильме!
— Я не задумываюсь о том, будет ли фильм успешным или нет, но хочу отметить, что давно не был «омыт» такой человечностью, которая переполняла всю съемочную группу, начиная от техников и заканчивая костюмерами, посте фильма о Мисаке Манушяне. И за это нужно благодарить капитана корабля, Робера Гедикяна, который выбрал своих сотрудников. Его команда показывает, что он за человек.
— Если бы мне удалось однажды сделать экранизацию Сасунци Давида… Это пока не в моем еженедельнике, но в моей голове.
▪Из интервью Абкаряна изданию Aniv (2009).
Играл Аршила Горки в драме Атома Эгояна «Арарат»; главную роль в картине Робера Кешишяна «Арам»; роль героя французского Сопротивления в годы Второй мировой войны Мисака Манушяна в драме Гедикяна «Армия преступников»; в фильме «Шрам»… В общей сложности в более 70 фильмах.