В новом выпуске Обзора недели ведущий Эрик Акопян указывает на отсутствие последствий для тех, кто несет ответственность за потерю Арцаха. Он обсуждает незаконное похищение Азербайджаном лидеров Арцаха после падения Карабаха и делится своим мнением о выступлении премьер-министра Армении Пашиняна перед Европейским парламентом в Страсбурге.
Предал ли Пашинян, сдав Арцах, национальную идею или она себя изжила? Что будет с карабахскими армянами? Почему, несмотря на обиды Армении из-за не вполне эффективной миротворческой миссии России, ей еще нужны контакты с нами? «Фонтанка» побеседовала на эту тему с политологом Сергеем Маркедоновым — специалистом по проблемам национализма и нациестроительства и главным редактором журнала «Международная аналитика».
Почему именно в мае 2023 года Пашинян согласился сдать Карабах, что подтолкнуло его предать такую важную, казалось бы, национальную идею?
Любой политик действует при определенном наборе ресурсов. Вот смотрите, говорят: «Пашинян — предатель». Дискурс «предательства» вообще очень модный в постсоветской политике. Но давайте попробуем встать на позицию объективистскую, экспертную, а не конъюнктурную. У Пашиняна есть мощная поддержка в мире ради торжества армянской победы? Нет. Есть мобилизация армянского общества, которое готово идти и записываться в добровольцы, как это было в девяностые, когда возник союз добровольцев «Еркрапа»? Сегодня есть новый Вазген Саркисян (бывший министр обороны Армении времен первой карабахской войны, позднее — премьер-министр. — Прим. ред.)? А почему его нет? Да потому, что люди устают от конфликта. Так бывает. И происходит демобилизация общества, с которой не могут совладать ни Пашинян, ни Кочарян.
Политика — искусство возможного. Наши ТВ-шоу вкладывают в массовое сознание представление о политике как о «хотелке», но политика так совсем не делается. Черчилль встречался со Сталиным не потому, что его очень любил (впрочем, у них это было взаимно); и де Голль уступал Алжир не по собственному страстному хотению. Делается нечто не потому, что этого очень хочется, а потому, что чего-то не хватает. А у Пашиняна нет международной поддержки, армии, сопоставимой с азербайджанской, два соседа настроены против него. И люди банально устали.
Представим на минуту! Никол Пашинян обвиняется в предательстве армянским народом, общество его отвергает и свергает. Есть ли альтернатива? И появится ли пушек больше? Признает ли Конгресс США вместе с правительством России Нагорный Карабах? Сможет ли новая власть вернуть утраченное? Риторические вопросы, на самом деле.
Армянская трагедия повторяется раз в 100 лет. В 1920 году Первая республика Армения потерпела поражения от кемалистов. Тогда состоялся Александропольский договор, когда Турция забрала себе множество территорий, на которые Армения претендовала. И Армения капитулировала, выбрав советский проект во многом для того, чтобы спастись, а не потому, что армяне в одночасье уверовали в гений Ленина.
Но все-таки, приняв это решение сейчас, Пашинян сохранил и приумножил свой электоральный вес или потерял очки?
Пашинян весной 2023 года заявлял о признании Карабаха, выразив мнение о необходимости позаботиться о безопасности армян, которые там проживают. Однако скоротечная третья карабахская война бросила вызов этой, на первый взгляд, рациональной теории.
И мы видим многие проблемы. Ведь есть территория, но она не может существовать без населения — конечно, это очень сложный момент. Армянское общество будет переживать карабахскую травму, а травма Александрополя 1920 года до сих пор существует. Травма от потери Карабаха будет очень большой, а покинувшие Карабах люди будут горючим материалом. Все это очевидно, как очевидно и то, что потеря Карабаха автоматически не означает разрыв отношений России и Армении.
Насчет Пашиняна: очевидно, что он как политик не всегда и не везде действует мудро. Придя во власть, он попытался компенсировать недостаток патриотической легитимации популистскими заявлениями: «Арцах — это Армения. И точка». Теперь ему будут это вспоминать тысячу раз, но слово — не воробей, сказано было. Можно вспомнить и его разные популистские заявления на площадях, что вопрос Карабаха (Арцаха, как говорят армяне) не может решаться кулуарно. Он же не раз повторял, что перед тем, как подписывать любые бумаги, он выйдет на площадь и обратится к народу. Естественно, все бумаги, которые подписывал Пашинян по карабахскому вопросу, не на площади согласовывались. И многие его обещания не реализованы. Или реализованы с точностью до наоборот!
Когда Пашинян шел на выборы в 2021 году, то он говорил о деоккупации карабахских земель — многие верили, что это возможно. Тем не менее люди голосовали за Пашиняна даже после поражения. И проголосовали за него даже на юге страны, где была определенная эскалация с азербайджанской стороны.
Мы не видим, что есть критическая масса, разочарованная в Пашиняне. Я недавно поспорил с армянским экспертом — он говорил, что я утверждаю, что нет массовых протестов против Пашиняна, а в прошлом году собралось 40 тысяч недовольных, на это я ответил, что помню миллионные митинги в Ереване. Я думаю, что армянский народ не пребывает в состоянии мобилизации, иначе Пашинян был бы вынужден как-то реагировать, а сейчас он не сильно опасается за свою власть. Стычки есть, но вопрос их массовости и критичности. То, что протестами в Ереване никого не удивишь, — очевидно: в Ереване каждая предвыборная кампания или резонансное общественное дело сопровождается протестами, причем многомесячными. Вспомните «Электромайдан», события 2003-го и 2008-го, столкновения с полицией. Причем одни и те же люди были и со стороны власти, и со стороны оппозиции: был Тер-Петросян, который подавлял оппозицию — был Тер-Петросян, который взывал бороться с властью, был Пашинян, который скрывался от правоохранителей — и Пашинян, который отдавал приказы применять силы против протестующих. В Армении протесты всегда — это очень эмоциональная страна. Но о какой критичности протестной активности мы можем говорить сегодня? Открытый вопрос.
Давайте поговорим о судьбе карабахских армян: стоит думать, что, оказавшись в Армении, они будут массой реакционной, считая, что Пашинян их предал, а они за последний год как минимум 9 месяцев провели в блокаде. Если они останутся на территории нового Азербайджана, то десятки тысяч людей, люто ненавидящих Азербайджан. А если вдруг все покинут Карабах, то что азербайджанцы будут делать с пустой землей, ведь мы уже обсуждали, что территория — это и люди?
У Азербайджана есть определенные средства — думаю, с освоением территории проблем не будет. Посмотрите, какими ударными темпами они строили аэропорты в тех районах, которые в течение 26 лет контролировались армянскими силами. Причем делалось это показательно: можно вспомнить публичное открытие Физулинского аэропорта с показательным приглашением «почетного гостя» — турецкого президента Эрдогана. Думаю, Турция поможет и другие союзники — тот же Пакистан.
С армянами есть несколько нюансов: далеко не все жители Карабаха армянской национальности захотят остаться в Ереване, кто-то поедет в Ставрополье, Краснодарский край и Подмосковье, где уже немало выходцев из этого региона. И они будут уже вне игры.
Понятно, что население в любом случае не будет критически превосходить те настроения, что есть в самой Армении, где было много бытового недовольства карабахскими армянами. Ведь не в 2023 году возникли мифы о том, что все армянские пенсии туда ушли, что в Карабахе дороги строят, а в Ереване или в Гюмри — нет.
Внутри армянского общества есть разные настроения. Не все, кто уедет, выберут Армению, даже критическая масса вернувшихся в Армению будет не такова, чтобы производить тектонические сдвиги.
Да и почему мы считаем, что карабахские армяне — единая масса, отряд? Кто-то устал от всего, кто-то пожилой — ему не до митингов, хотя, конечно, есть те, кто и правда выйдет на протесты и в эмоциональном порыве будет готов драться за свой Арцах. Но люди очень разные.
Не исключено, что кто-то останется на территории айзербайджанизированного Карабаха просто потому, что некуда ехать. Не исключено, что они будут служить витринами: Азербайджан будет возить туда представителей международного сообщества и показывать, что у них есть армяне. Как многократно Азербайджан и ранее заявлял на разных трибунах, что только в Баку 35–50 тысяч армян. Пока мне не был закрыт въезд в Баку, я просил коллег показать мне этих армян, взять интервью. Но почему-то этот вопрос оставался без должного реагирования.
Сейчас я вижу настрой реализовать максималистскую планку, которую и Армения, и Азербайджан в разные времена демонстрировали. Когда сильнее была Армения, она манкировала реальным мирным процессом: переговоры были имитационные в надежде на то, что когда-то все согласятся узаконить порядок вещей, сложившийся в 1994-м. Сейчас сила у Азербайджана — и он не склонен к компромиссам.
Что с судьбой политиков непризнанной Нагорно-Карабахской республики, например ее бывшего министра Рубена Варданяна? Будет ли он интегрирован в политический строй Армении, есть ли у Пашиняна заготовка, как сделать из него нацгероя, предложит ли Азербайджан сотрудничество либо, наоборот, откроет «охоту»?
Здесь не все зависит от самого Варданяна. И вы сами эти проблемы обозначили. В то же время от самого Варданяна, от его решимости и готовности играть в армянскую политику тоже многое зависит. Результаты недавних выборов в Совет старейшин Еревана были не слишком успешными для партии, с которой его ассоциируют — «Страна для жизни», она получила недостаточно процентов, чтобы иметь фракцию в городском парламенте. Но фракция — не сам Рубен Варданян.
Выборы в Армении, если не случится форс-мажоров, будут в 2026 году. У Рубена Варданяна есть идеи, как преобразовать Армению. Режим парламентаризма он считает не вполне адекватным для нынешней ситуации и армянского национального проекта. Шансы, безусловно, есть, однако, учитывая серьезное переосмысление реальности вокруг Карабаха, все неоднозначно.
Думаю, ни один политик не сделает так, чтобы кому-то уступать поляну. И, конечно, Пашинян будет совсем не рад появлению конкурента, да еще такого, как Варданян. Для Рубена Карленовича сейчас очень важно предложить особую концепцию: есть так называемые «бывшие» — Кочарян и Саркисян, которые говорят, что «Никол — предатель, агент Турции и Азербайджана». Если Варданян пойдет по этой дороге, ему будет трудно. Он вторгнется на чужую поляну и просто превратится в подражателя Кочаряна. Но и просто стать подпевкой Пашиняна — не вариант для такого амбициозного человека. Значит, надо искать особый путь, как сохранить армянскую государственность в новых условиях. В свое время известный британский историк, теоретик нацстроительства Эрик Хобсбаум говорил, что современная Армения — это все, что осталось после того, как на всех других территориях, где прежде жили армяне, их подвергли изгнанию. 30 с лишним лет Армения жила с большим армянским проектом. Сейчас другие реалии. Как сформировать свою нишу для страны в условиях тяжелой национальной травмы? Как не ухудшить отношения с Россией, которые по-прежнему важны? Это те вопросы, на которые, как мне кажется, Рубену Варданяну придется отвечать. Ему досталось крайне узкое пространство для маневра, при этом, в отличие от «бывших», он может сказать — вы вспоминаете девяностые годы, прошлое, а я не покинул карабахскую территорию во время кризиса 2022–2023 годов. Это то, что может быть в электоральном плане довольно привлекательным. Но все не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Животрепещущий вопрос сейчас: что будет с восстановлением Зангезурского коридора — Баку хочет восстановить железнодорожное сообщение между Азербайджаном и Нахичеванью (эксклав Азербайджана, отделенный от него территорией Армении, а также граничащий с Турцией и Ираном), в чем Армения видит угрозу своей безопасности?
Россия, кстати, одна из первых поставила вопрос после второй карабахской войны, что необходимо разблокирование транспортных коммуникаций. Более того, Россия пыталась продвинуть этот вопрос как альтернативу секьюритизированному подходу, считая, что экономические контакты смогут изменить дискурс урегулирования. Не все получилось на этом пути. Есть проблемы терминологии. «Коридорная логика», вопросы контроля над проходом через территорию Армении.
Вопрос транспортных коммуникаций зависит от того, кто и как будет руководить логистическими узлами. Если все будет осуществляться по турецко-азербайджанскому сценарию, то это провоцирует определенные сложности с Ираном. Недавно я читал тексты нескольких иранских авторов, которые, признавая общность проблем с Россией, говорили, что Зангезурский коридор под диктовку тюркского тандема Тегерану не очень выгоден. Нельзя сказать, что это однозначно выгодно России. Вопрос в том, кто будет руководящей силой.
Так кто?
Сегодня рановато на эту тему рассуждать, вопросов больше, чем ответов.
