С самого крещения Ар­мении христианство стало духовным стержнем ар­мянского народа и душой его культуры. Армянская культура формировалась и приобретала характерные ей черты, вдохновляясь Благой Вестью Евангелия и благодаря усилиям Цер­кви.

Изобретение алфави­та Месропом Маштоцем было в первую очередь продиктовано миссионер­скими целями, стремлени­ем донести слово Божие до сердца каждого армянина, но оно также дало мощный импульс рождению нацио­нальной литературы, у истоков которой стоят Католикос Саак и святые Переводчики.

Церковь оказывала сильное влияние на развитие армянской архитектуры, музыки, жи­вописи (в частности, книжной миниатюры), скульптуры (хачкары) и других видов художественного творчества. На протяжении многих веков крупнейшими представителями армянской культуры в подавляющем большинстве были монахи, епископы и другие церковные деятели или миряне необычайно живой веры: это Григор Нарекаци, Комитас, философ Давид Анахт, Нерсес Шнорали, миниатюрист Торос Рослин, Григор Татеваци, Мхитар Гош и великое множество других.

В самые разные периоды армянской истории Цер­ковь вдохновляла народ, призывая его на защиту отече­ства, она помогала противостоять попыткам насиль­ственной ассимиляции и бороться против чужеземного ига. Очень часто бывало так, что армянский епископ или Католикос садился на коня и с крестом в руке вел за со­бой войско, воодушевляя солдат в битве за родину. Цер­ковные иерархи исполняли также главные социальные и политические функции в жизни страны, пытаясь найти (зачастую напрасно) поддержку и союзничество у других христианских государств и Церквей. Так поступали, на­пример, Ованес Одзнеци, Овсеп Аргутян, Исайя Гасан — Джалалян, Нерсес Аштаракеци, Мкртич (Айрик) Хримян.

Таким образом, оказав чрезвычайно большое влияние на формирование армянской культуры, наложив глубо­кую печать на историю Армении, Евангелие и Церковь действительно стали, согласно известному в народе вы­ражению, отцом и матерью нации. Именно по этой при­чине в самосознании армян столь важное место занима­ет их религиозная вера.

Само чувство принадлежности к нации смешивается и отчасти отождествляется с христианской верой и при­верженностью к Армянской Церкви.

Но если, с одной стороны, принятие христианства в 301 году предрешило ход истории Армении и определи­ло своеобразие ее культуры, то, с другой стороны, сама жизнь по Евангелию приобрела в Армении совершенно определенную форму и присущие ей отличительные чер­ты. В этом смысле можно говорить об армянской духов­ности. Итак, попытаемся выделить ее главные особен­ности.

Верность себе и открытость по отношению к другим

Одна из черт, свойственных армянам как народу, на первый взгляд противоречива. Верные своей культуре и религии своих отцов, армяне всегда проявляли гибкость и удивительное умение приспосабливаться к самым раз­личным обстоятельствам — и к господству иноземных за­воевателей в прошлом, и к жизни в различных современ­ных государствах.

Они становились не только подданны­ми или полноправными гражданами, но и служащими высокого ранга, советниками и послами своих властите­лей или сегодняшних государств, даже нехристианских.

Так происходило в тех случаях, когда не ставилась на кар­ту их вера или национальная самобытность. Когда же вра­ги подвергали опасности национальные традиции – втор­гались на их территорию, навязывали им свою культуру и язык или даже посягали на их христианскую веру, – армяне защищались доблестно и упорно, часто даже не имея никакой надежды на победу.

Удивительно, в частности, мирное и добрососедское сосуществование армян с арабами в Ливане, Сирии и в других странах Ближнего Востока. Будучи одновременно националистами и космополитами, армяне диаспоры обычно без каких-либо внутренних терзаний живут с чув­ством принадлежности к двум родинам: Армении пред­ков и принявшей их стране, судьбу которой они разделя­ют и с которой нередко связаны подлинной любовью.

Примером такой судьбы служит личный опыт Католико­са Гарегина I: он родился в Сирии и жил в основном в Ливане, в течение 18 лет был Католикосом Киликийским – именно во время гражданской войны в Ливане – и, наконец, стал Католикосом всех армян. В этой связи он говорил:

«Мы с большим уважением относимся к культуре ара­бов и очень благодарны им, так как во время геноцида они приняли нас с открытым сердцем. Нам хорошо знакомо их гостеприимство — благодаря братским чувствам ара­бов мы смогли жить в странах Ближнего Востока.

Благодаря Богу и усилиям армянских лидеров на про­тяжении всей истории мы смогли сохранить нашу само­идентичность, не будучи чужими тем людям, среди кото­рых мы жили. Армянская диаспора, на мой взгляд, обла­дает опытом жизни национального меньшинства, кото­рый, возможно, Запад еще недостаточно оценил.

Мы мо­жем свободно изучать наш язык, нашу историю, испове­довать христианскую веру и в то же время быть вовлечен­ными в общественную жизнь страны, в которой живем» (здесь и далее приводятся слова Католикоса Гарегина I из кни­ги Дж. Гуайта «Жизнь человека: Встреча неба и земли. Беседы с Католикосом всех армян Гарегином I»).

Такой опыт мирного сосуществования очень актуален и мог бы стать образцом для нынешней Западной Евро­пы, в которой феномен миграций достиг столь больших пропорций, что старый континент должен учитывать су­ществование внутри себя иного культурного мира, носи­телей других культурных традиций, прежде всего ислама.

Равновесие между этими двумя с виду противополож­ными чертами (осознанием собственной неповторимос­ти и способностью входить как часть в целое) опирается именно на наличие их обеих. Для Гарегина I неотъемле­мым условием диалога было самопознание, так же как от­крытость естественным образом порождалась верностью своей самобытности:

«Я считаю, что осознание своей национальности, сво­ей неповторимости означает признание и принятие наци­ональности других. С другой стороны, принимая другую культуру, можно и нужно оставаться верным своей иден­тичности. Примером является Сам Христос, который все­цело принадлежал к еврейской культуре Своего времени».

Национальная идентичность издревле христианского народа в полноте осуществляется лишь тогда, когда она сочетается с христианским самосознанием человека и воспринимает идентичность другого как дар:

«Я думаю, что идентичность и инакость — два спосо­ба существования, которые не противоречат друг другу.

Если кто-то не знает, кто он, если он не познал себя глу­боко, то он не может вести диалог с другими, он потерял себя уже в начале беседы. Моя идентичность как христи­анина и армянина настолько укоренена в моем бытии, что я могу мыслить только изнутри этой категории. Но моя идентичность сама включена в контекст более широкой идентичности — той, которую я называю Христовой иден­тичностью. Например, когда я молюсь с православным, католиком или протестантом, я никогда не ощущаю, что как армянин я отделен от другого человека: в этой общей молитве я выхожу за пределы моей идентичности, не те­ряя ее, а даже усиливая, ведь она расцветает в общей для нас Христовой идентичности, которая допускает призна­ние различий, потому что они составляют часть Боже­ственного творения».

И здесь опыт армян может прояснить пути решения проблемы глобализации. Современное западное общество совмещает в себе многие культуры. Должно ли это непре­менно означать уравнивание, исчезновение вековых ци­вилизаций? Армяне сумели сохранить древнейшее насле­дие своих предков, в то же время оставаясь открытыми по отношению к самым различным влияниям, которые они всегда оригинальным образом осмысливали и сочетали, рождая на свет нечто новое.

Армения в ходе истории была буферным государ­ством, но она также была местом встречи Востока и За­пада, Европы и Азии, христианства и ислама, и ее народ приобрел умение перенимать духовное богатство тех на­родов, с которыми он жил сообща (как в Армении, так и за ее пределами), и со своей стороны передавать им свои духовные и культурные ценности.

Такое равновесие между верностью своему культурно­му наследию (своей истории, языку, традициям) и откры­тостью по отношению к другим означает примирение универсальности со своеобразием. Именно в этом смыс­ле следует понимать всегда неразделимый в Армении би­ном Церкви и нации.

Церковь и нация

Благая Весть Иисуса Христа, которая является вестью о спасении, обращенной к людям всех эпох и культур, на­ходится в определенном смысле вне времени и простран­ства или, точнее, преодолевает эти, казалось бы, непрео­долимые категории нашей земной жизни. Именно по этой причине христианство, хотя оно и возникло в русле иудейской культуры и религии народа Израиля, было из­начально обращено ко всем народам и по прошествии двух тысяч лет по-прежнему дает ответы на самые глубо­кие вопросы, которыми задается человек.

Универсальность вести Иисуса Назарянина потряс­ла Павла из Тарса, который восклицал: «Нет ни еллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3, II). Сама притча о добром самарянине, расска­занная Иисусом для того, чтобы проиллюстрировать, «кто есть ближний», показывает, что христианство раз­рушает привычные представления об этнической и кон­фессиональной близости и создает братство, которое превосходит простую принадлежность к одной нации или Церкви.

Этого достаточно, чтобы понять, что нет ничего бо­лее противоположного христианской вести, чем узкий национализм, который абсолютным и безусловным обра­зом превозносил бы один народ или одну расу. Следова­тельно, Церковь Христова не может иметь ничего обще­го с идеологиями шовинистического типа.

С другой стороны, главная тайна христианской веры, тайна воплощения Слова Божия, означает именно то, что Предвечный Бог вошел в историю человечества, во вре­мя и в пространство. Иоанн Богослов начинает свое Еван­гелие с возвещения этой главной истины христианства: Логос, вечное Слово, которое было у Бога и которое было Бог, стало плотью и обитало с нами. Эту тайну христиа­не самых различных Церквей переживают вновь в каждой евхаристии, поскольку глубинный смысл этого таинства в том, что Христос Воскресший, победив смерть и преодо­лев границы времени и пространства, присутствует здесь и сейчас. Армянская литургия в свойственной ей восхи­тительной манере подчеркивает этот необычайный опыт пением гимна перед чтением Трисвятого и пресуществле­нием хлеба и вина:

Христос явился к нам сейчас,
Он здесь, Бог Сущий, среди нас.
И вот звучит он, мира глас:
Настал святых приветствий час.
Едина Церкви ипостась,
Исполним целованья связь,
Вражда исчезла, а любовь,
На всех сошедши, излилась.
Служители, всеустно возгласите
Единосущно Божество,
Кого священнословят серафимы.

Именно потому, что во Христе Предвечный вошел во время и пространство, миссия Церкви состоит в том, что­бы воплотить универсальную весть Христа в конкретной исторической ткани жизни определенного народа и оп­ределенной эпохи. Христианская вера – это не отвлечен­ная доктрина, но программа реальной жизни.

Она осуще­ствляется внутри общины. Такая община, хотя и не дол­жна ни для кого закрывать свои двери, может, однако, отождествляться с каким-либо конкретным народом. От­сюда исходит концепция национальной Церкви.

Нахо­дясь в общении со всем остальным христианским миром, национальная Церковь являет собой как бы видимый ас­пект той единственной Церкви, мистического Тела Хри­стова, которая всегда находится вне границ нации или культуры. В такой перспективе этническая культура ста­новится выражением универсальной вести Христа в ко­ординатах конкретного времени и пространства данного народа.

Духовная и светская власть

Это учение о Церкви — общее для всех восточных Церквей, которые являются национальными. Но для Ар­мянской церкви такое отождествление с нацией становит­ся еще более сильным по причине выпавших на долю Ар­мении испытаний. Находясь на самой границе христиан­ского мира, Армения пережила владычество многих аг­рессивных по отношению к христианству народов.

Начи­ная с арабского завоевания и до XIX века она жила в ус­ловиях почти полной изоляции, в окружении мусульман­ских стран. Это сплотило армян вокруг их Церкви, кото­рая веками была единственным гласом народа перед за­воевателями и власть имущими. Кроме того, Армянская церковь, присутствующая во всех уголках земли, по ко­торым история рассеяла ее детей, разделяла и сейчас раз­деляет с ними трудную жизнь в диаспоре, одновременно обеспечивая им единство с землей предков и сохранение национального языка и культуры.

После падения армянского царства Багратидов в се­редине XI века, если не считать краткого и трудного рес­публиканского периода в 1918–1920 годах, армянский народ обрел независимость на своей исторической роди­не только в конце XX века с распадом СССР. Единствен­ным армянским государством за этот долгий период было Киликийское царство, расположенное вне пределов ис­конной Армении, которое закончило свое существование в XIV веке.

Столь длительное отсутствие государственно­сти привело к тому, что национальная Церковь стала единственным очагом, вокруг которого могли объеди­ниться армяне. Вследствие этого многие задачи, выпол­нение которых народ обычно поручает государству, на протяжении всей истории Армении брала на себя Цер­ковь.

К этому нужно добавить, что на Армянскую церковь неизбежно оказывала влияние жизнь, проходящая в тес­ном контакте с арабами и турками в исламских государствах – в большей или меньшей степени теократических. Действительно, в исламе невозможно четкое разделение между духовным и мирским.

Как мы уже говорили, сам завоеватель Константино­поля Фатих Мехмед II организовал жизнь различных эт­нических общин Османской империи так, что и к хрис­тианам (халкидонитам и нехалкидонитам) применялась структура теократического правления, свойственная му­сульманскому государству: греческий и армянский патри­архи Константинополя, называемые патриками, стояли во главе христианских миллетов соответственно «диофизитов» и «монофизитов».

Будучи единственным главой всей армянской общины, которого признавало государ­ство, патриарх имел важные юридические преимущества, фискальные и прочие привилегии, а также руководил гражданской жизнью армянских подданных империи.

Вследствие этих необычных обстоятельств епископы и католикос Армянской церкви заботились не только о духовном попечительстве паствы, но и выполняли соци­альную роль в обществе. Епископам диаспоры обычно поручалось руководство армянскими школами, библио­теками и так далее.

Это, с одной стороны, оправдывает огромный автори­тет епископов в Армянской церкви, а с другой – объяс­няет, почему церковная иерархия (епископы и католикос) обычно избирается, причем большинство избирателей – миряне.

Несмотря на это, Армянская церковь в целом осталась невосприимчивой к двум противоположным искушени­ям, которым часто поддавались Рим и Константинополь, – она не присваивала себе светскую власть, но и не по­зволяла ей себя подчинить. Она действительно не знала византийского цезаропапизма, потому что армянское го­сударство никогда не было настолько сильным, чтобы подчинить себе Церковь; в то же время ей всегда был чужд и «папоцезаризм» Рима, потому что в период существо­вания армянского государства католикосы находились ря­дом с князьями и царями, были их советниками и духов­никами, но никогда не подменяли собой. Католикосы играли определенную социальную, а также политическую роль в жизни общества, но не осуществляли непосред­ственную светскую власть на какой-либо территории.

Армянская церковь в лице своих иерархов скорее все­гда разделяла судьбу своего народа, где бы и в каких жиз­ненных обстоятельствах он ни оказывался. О таком отож­дествлении с народом говорит и то, что духовенство не избежало ни унижений, ни депортации, ни мученичества – например, во время геноцида или в советский период. По этой причине, возможно, епископы Армянской цер­кви по традиции всегда были ближе к простым людям, чем в других православных Церквях или в католической Церкви. Армянское духовенство никогда не выделялось в касту, далекую от народа.

Вселенский характер и диалог

Наряду с ярко выраженным национальным характе­ром, которым отличаются и другие православные Церк­ви, Армянская церковь обладает большим опытом вселенскости, то есть кафоличности.

Это единственная из восточных Церквей, которая действительно распространена по всему миру. Другие православные народы (греки, русские) тоже имеют свою диаспору, однако к ней относится меньшинство населе­ния, в то время как числовое соотношение между армя­нами, живущими в диаспоре и на родине, совершенно обратное. Армянская церковь имеет конкретный опыт жизни на всех континентах, вместе с самыми разными народами и в различном культурном окружении. Не слу­чайно высший иерарх Армянской церкви называется Ка­толикосом.

Будучи национальной с момента своего возникнове­ния, Армянская церковь всегда участвовала в жизни Все­ленской церкви. Так, Аристакес, сын Григория Просве­тителя, принимал участие в работе Никейского собора и подписался под текстом Символа веры; Армянская цер­ковь одобрила решения двух последующих соборов, Эфесского и Константинопольского, и настолько прини­мала христологию Кирилла Александрийского, утверж­денную на них, что позднее отвергла положения Халкидонского собора именно потому, что увидела в их форму­лировках отклонение от решений Эфеса и от ортодоксии Кирилла.

В результате общения со Вселенской церковью и гар­моничного сочетания верности своим убеждениям с от­крытостью по отношению к христианам других конфес­сий Армянская церковь всегда была расположена к эку­меническому диалогу. В противоположность Риму и Кон­стантинополю и несмотря на неоднократные попытки этих престолов подчинить ее себе, придать ее доктрине, обрядам и традиции полное единообразие со своими, Армянская церковь всегда старалась объяснить свою по­зицию и понять доводы других христиан, не стремясь при этом навязать им собственные догматические формули­ровки (например в отношении христологии) или свои церковные обряды как единственно православные.

О таком уважительном и открытом отношении к дру­гим конфессиям свидетельствует тот факт, что армянские церковные иерархи и богословы на протяжении веков много раз пытались вести диалог с другими апостольскими престолами. Объясняя христианам других Церквей (прежде всего Константинополю и Риму) свои взгляды, Армянская церковь дала вселенскому христианству пред­вестников истинного экуменизма, духовное расположе­ние которых не было ни церковной дипломатией, ни дог­матическим безразличием, но постоянным стремлением понять других и быть понятыми.

Несмотря на кризис, который переживает сегодня экуменическое движение, и на то, что само слово «экуме­низм» стало предосудительным, особенно в некоторых православных странах, стремление к единству по-прежнему является долгом всех христиан и всех Церквей, если они придают должное значение молитве Христа к Богу Отцу о единстве Его последователей; от этого единства, по словам Самого Христа, зависит действенность пропо­веди: «Не о них же только молю (то есть об апостолах. – Дж. Г.), но и о верующих в Меня по слову их, да будут все еди­но, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня» (Ин 17, 20-21).

Верная собственным догматическим убеждениям, Ар­мянская церковь ревностно защищает свою администра­тивную автономию и свои традиции, но не забывает об этом стремлении ко все более полному и видимому един­ству Вселенской церкви. Уже Нерсесу Шнорали в далеком XII веке было ясно, что различные догматические форму­лировки могут в действительности иметь один и тот же вероучительный смысл; также было ясно и то, что един­ство не означает ни единообразия обрядов или традиций, ни абсолютного совпадения церковной дисциплины.

Армянская церковь имеет ценный опыт некоторого плюрализма богословских мнений в рамках одной кон­фессии. Как подчеркивает большинство современных церковных историков, некоторые прохалкидонские на­строения существовали в Армянской церкви не только в киликийскую эпоху, но и вплоть до начала XIX века.

Достаточно часто, особенно в диаспоре, бывают слу­чаи, когда в одной семье одни принадлежат к Армянской Апостольской Церкви, а другие — к католической. Окон­чательное отделение армян-прохалкидонитов от нацио­нальной Церкви произошло только на рубеже XVIII и XIX веков, когда Рим основал армянский католический пат­риархат Бзоммара в Ливане, а затем армянский католи­ческий престол в Константинополе.

Эволюция структуры Армянской церкви, вызванная перипетиями различных эпох, в том числе возникно­вение и закат нескольких католикосатов в соответствии с конкретной необходимостью осуществления пастырской деятельности в определенный исторический период, так­же показывает ее способность адаптироваться к обстоятельствам, не теряя из виду основного, то есть единства Церкви вокруг ее главного иерарха – Католикоса всех армян.

Безусловно, структура Армянской церкви, при кото­рой наряду с высшим авторитетом Католикоса большое значение придается патриаршим престолам, является бо­лее сложной, чем простое пирамидальное устройство Церкви с ярко выраженным подчинением ее главе. Синодальность ни в одной Церкви не обходится без про­блем. Так и отношения между католикосатом в Эчмиадзине и престолом Великого Дома Киликии нуждаются в прояснении, особенно когда речь идет о тех странах, где существуют две параллельные армянские иерархии.

Вызов сегодняшнего времени

Сегодня, через 1700 лет после крещения Армении, перед Армянской церковью стоят и другие проблемы. Десятилетия коммунистического режима оставили после себя тяжелое наследие, от которого удастся избавиться только по прошествии многих лет. Отсутствие по-насто­ящему действующих церковных структур, таких как при­ходы и епархии, почти полное прекращение монашеской жизни заставляют начинать с нуля, и многое в этом на­правлении уже сделано.

Остается надеяться, что возрож­дение монашества будет постепенным и Армянская цер­ковь не будет искусственно ускорять открытие монасты­рей, предварительно не подготовив должным образом бу­дущих монахов, и не повторит тем самым ошибок других Церквей, выживших в урагане советской эпохи, ошибок, которые привели к катастрофическим последствиям. Мо­нашескую жизнь нельзя импровизировать, она требует подготовки и постепенного возрождения своих традиций.

Окончание советской эпохи должно и в Армянской церкви привести к изменению сознания людей в том, что касается нравственности, ответственности и самого чув­ства принадлежности к Церкви. Церковь — не партия и не

профсоюз, и воцерковление должно означать преображение жизни, следование определенным этическим принципам, активную деятельность внутри живой общи­ны, участие в литургии и в церковных таинствах.

В этом смысле близость между национальным и рели­гиозным чувством может также оказаться палкой о двух концах. Как мы уже видели, для армян национальное са­мосознание в некоторой степени приравнивается к рели­гиозной принадлежности; и все же быть христианином не означает только принадлежать к тому или иному на­роду или к какой-либо христианской культуре. Христи­анство — это конкретный образ жизни, требующий под­линных нравственных и духовных усилий, постоянного внутреннего подвига.

Помимо этого, сегодня Армянской церкви приходится делать серьезные шаги, чтобы решительней идти навстре­чу народу. Она является самой древней национальной Церковью в мире. За 1700 лет своего существования она не только стала источником, которым всегда питалась ар­мянская культура, но и силой, которая оберегала и защи­щала ее от бедствий в ходе истории. Открывая перед на­родом пути спасения, направляя его, Армянская церковь выполняет свое главное служение, общее с другими Цер­квями.

Наряду с этим она также является хранительницей духовного наследия Армении и ее культурного богатства. Однако эта «дополнительная роль» Церкви никоим обра­зом не должна подменять собой первую или препятство­вать ее осуществлению. Миссия Церкви заключается прежде всего в том, чтобы провозглашать своим совре­менникам Благую Весть доступным для них образом и создавать ту среду, в которой могла бы возрастать их лю­бовь к Богу и к людям.

Великий юбилей, знаменующий 1700 лет верности армян Христу, вместе с Армянской церковью отмечал весь христианский мир. С одной стороны, это дало миру по­вод выразить свое восхищение и благодарность за муже­ственное свидетельство армянского народа и за свиде­тельство тысяч его мучеников. С другой стороны, празд­нование юбилея стало призывом к Армянской церкви и ее народу смотреть вперед, чтобы вечно новое вино Еван­гелия вливалось в новые меха.

Исследователь Армении Ким Бакши пишет: «Царство диких камней — это и есть Армения. Из всех врагов, ко­торые топтали ее, это самый упорный и постоянный… В борьбе с таким воинством извечно складывался характер армянина: из камня он выжимал хлеб, из камня строил дома и храмы».

В Армянской церкви не принято литургическое по­клонение иконам, поэтому обычно считается, что она не имеет и богословия образа. В действительности наивыс­шим символом в армянской духовности является крест, доказательством чему служит тот факт, что крест называ­ют не только словом «хач», но и «ншан», то есть «знак».

В армянском церковном искусстве нет никакой пыш­ности, никаких излишеств, никакой роскоши. Простота и строгость храмов и сущностная сакральность армянских хачкаров «заставила камни петь» — армяне преобразили своего извечного врага, сделав его предметом культуры и духовности.

Таким же образом народ Арарата, насчиты­вающий не одну тысячу лет, не просто выжил, находясь в постоянном враждебном окружении; не только не по­терял своего языка и религии — единственный из всех на­родов, колонизированных арабами. Он сделал нечто боль­шее: превратил свои трудности в свою силу, создав – именно благодаря непростому совместному существова­нию с другими народами — совершенно оригинальную христианскую цивилизацию, полностью отличную от тех, которые возникли в Риме и Византии, и не менее инте­ресную.

Вот великий урок, который преподает нам сегодня Армения.

Джованни Гуайта, итальянский писатель, историк