Верные друзья АрменииДружба народовЖизнь замечательных людей..КультураЛюди

Почему Расул Гамзатов поддержал армян Нагорного Карабаха.

Ученый-кавказовед Тимур Айтберов о взглядах великого поэта на Армянский вопрос и положении аварского языка в Азербайджане.

Почему Расул Гамзатов поддержал армян Нагорного Карабаха

 Мнения МАХАЧКАЛА (ИА Реалист). Поэт Расул Гамзатов поддерживал национально-освободительное движение армян Нагорного Карабаха. Об этом в беседе с ИА Реалист напомнил кандидат исторических наук, ученый-кавказовед и лингвист Тимур Айтберов. «Когда в Нагорном Карабахе начались события, руководство Советского Союза решило провести опрос среди членов Верховного совета ССР, одним из которых был Расул Гамзатов — известный поэт и политический деятель, член президиума Верховного совета. В Дагестане все напряженно ждали, что скажет Расул. Патриоты, обиженные на отношение Азербайджана к Дагестану, думали, что Расул — политикан, который поддержит общий настрой, то есть антикарабахскую и антиармянскую линию. Однако Расул поддержал правое дело карабахских армян. Начался скандал. Из Азербайджана огромными пачками приходили книги Гамзатова. Таким образом азербайджанцы пытались его унизить и выразить свое презрение. Более того, стали говорить, что армянская диаспора за какие-то бриллианты подкупила Расула. А за три года до этих событий произошло следующее: Гамзатов в составе советской партийной делегации посетил Иран. Царил еще «железный занавес».

После посещения ИРИ Расул прибыл в Баку, где руководство ЦК Компартии Азербайджанской ССР пригласило его выступить перед своими сотрудниками. Гамзатов выступает официозно. После его речи наступает череда вопросов. Один из работников ЦК встает и спрашивает: «Расул Гамзатович, а как чувствуют себя в Иране наши азербайджанцы?». Тимур Айтберов Расул ему экспромтом отвечает: «Так же, как и наши аварцы в Азербайджане». Воцарилась тишина… На этом беседа с Расулом была закончена (улыбается). То есть у Гамзатова позиция была давняя и принципиальная. Никаких подкупов и бриллиантов там не было. О том, что произошло в Баку, Расул рассказал публично на встрече с интеллигенцией Академии наук Дагестана. В зале тогда присутствовало более 200 человек, в том числе и я. Дело в том, что изучение аварского языка в Азербайджане было под запретом все советское время. В эпоху «перестройки», когда между Абдурахманом Визировым и Народным фронтом шла борьба за власть в Баку, я и Деньга Халидов поехали в Азербайджанскую ССР по линии общества «Знание», где поставили перед первым секретарем райкома соответствующий вопрос. В настоящее время, власти ведут целенаправленую политику, которая призвана восстановить запрет на изучение аварского.Речь идет о преподавании 1 часа аварского языка в неделю. Кстати, в больших аварских селах изучение родного языка до сих пор запрещено. Например, в селе Катех, известном с XII века, где живут сейчас 7 тысяч человек. А также в селе Тала, известном с XIV века. Там в верхней части говорят на аварском языке, а в нижней части, где живут переселенцы, говорят на азербайджанском. В аварской части насчитывается 2 тысячи дворов, где-то 7 тысяч человек — там действует запрет на аварский язык, как и во многих других селах, где присутствуют азербайджанцы. Обращаю также внимание на село Гугам, которое известно с XVII века (многие гугамцы были в дворянском знании, часть из них служила в охране русского императора — в так называемой Лезгинской роте, куда допускались только дворяне). Там аварский находится сегодня под запретом. В селе Чардах живут от 3% до 5% азербайджанцев. Под этим предлогом власти запретили изучение аварского языка. Последний запрет был произведен в селении Цалбан администрацией Белоканского района — с подачи министерства просвещения Азербайджана, которое возглавлял тогда Джейхун Байрамов (нынешний глава МИД Азербайджана). Причем на основании того, что там живет 1 азербайджанская семья на фоне 300 аварских семей», — отметил Айтберов в интервью ИА Реалист.

Читать далее: https://realtribune.ru/pochemu-rasul-gamzatov-podderzhal-armyan-nagornogo-karabaha

Расул Гамзатов: «Армяне – мои старые друзья»

Армяне – мои старые друзья. Когда начались события в Карабахе, я выступил в их защиту. Добрые соседи мои, азербайджанцы рассердились: мы твои книги сжигать будем! Я подумал-подумал, что ж, в конце концов, во все времена на площадях сжигали не самые плохие книги… Я пожарников звать не буду. Но не понимаю тех, кто заботится об экологии окружающей среды и в то же время засоряет умы сограждан национализмом.

 

По просьбам читателей, публикуем интервью-беседу с выдающимся аварским поэтом, писателем, публицистом, политическим деятелем, народным поэтом Дагестанской АССР Расулом Гамзатовым. Впервые интервью было опубликовано при жизни поэта в газете «Вольная Кубань».

 

Я взвешиваю потери…

…О встрече с Расулом Гамзатовым я попросила, абсолютно не веря в удачу.

— Мастер, возможно, не даст интервью, «у него траур,- объяснил мой добрый друг и коллега Абдурахман Юнусов.

И все же целый день ждала результатов переговоров. Вдруг под вечер – звонок от их организатора, известного правозащитника Антуана Аракеляна.

— Собирайся, он нас примет!- руки затряслись от волнения.

Скованность усиливается, когда входим в тихий домик, погруженный в цветы с горькой нотой печали: три месяца назад умерла хозяйка, жена, подруга – Патимат Саидовна Гамзатова.

Вот и сам Расул Гамзатович. Вежливость поднимает его нам навстречу, но я вижу, как трудно, тяжко он встает.

Пока Абдурахман приветствует Расула Гамзатовича, представляет нас со всеми горскими церемониями, я вдруг робею от переполняющих чувств и слов, молчу. Как вести себя с человеком, объездившим весь мир, беседовавшим с самыми светлыми умами? О чем говорить? Так размышляю и разглядываю его – небольшого роста, заметно раздавшийся, траурная борода, белоснежные волосы. Ему сейчас семьдесят шесть…

Абдурахман, наконец, закончил перечисление наших званий, должностей, и… все мои наблюдения-размышления полетели вверх тормашками от одного жеста: выслушав нас, Гамзатов приосанился и подчеркнуто торжественно повел рукой в сторону человека, сидящего рядом, в глазах полыхнуло смехом:

— Ну что ж, а нашу делегацию представляем я и мой сосед, Алихан Хызыров… Мы хохочем, понимая его тонкую насмешку над нашей церемонностью.

И вмиг развеиваются мои сомнения. Передо мной – безумно интересный, очень близкий человек!

И тотчас на столе появляется все, что по горским обычаям необходимо для задушевной беседы: сочные спелые фрукты и, конечно, бутылка коньяка. На душе становится светло и спокойно, как бывает только в давно проверенных дружеских компаниях. И вовсе не хочется начинать с чего-то традиционного.

— Расул Гамзатович, статьи, рецензии о Вашем творчестве можно найти в любой библиотеке. А хочется узнать, как и чем живете Вы сегодня. К примеру, как строился Ваш сегодняшний день?

— Ничего необычного… С утра ходил навещать друга в больницу – бедняга слег с инфарктом. Заодно узнал, как лечат нынче… Потом заехал на работу, посмотрел, какой ремонт идет в Союзе писателей Дагестана. Потом принимал писателей, один приехал из Кизляра… В общем, был как чиновник.

— Может, ошибусь, но, кажется, сегодня Гамзатов-поэт почти не слышен современному российскому читателю.

— Я провожаю одно время, встречаю другое. Взвешиваю потери…

— Мы много потеряли?

— То, что потеряли, это не так обидно. Хуже, что ничего не приобрели.

Раньше была злая, жестокая жена – Время. Развелись мы с ней, разошлись. Теперь женились на проститутке. Время – проститутка!.. С прежней женой жить было трудно, невозможно, с новой – позорно…

В нынешней ситуации многие из ног делают головы, из голов – ноги. Те, кто рожден ползать – летают, а рожденные летать – ползают, все красное делают и желтым, и черным, и даже коричневым. Это видеть очень тяжело.

И если я сегодня не кричу, это не значит, что я молчу. Сегодня даже погибшие не молчат. Они говорят, но их не слышат. Никто никого не слушает, все говорят. Некрасов писал: «Жалок гражданин безгласный». Но сейчас не только гражданина, поэта – Бога никто не слышит.

О сегодняшних проблемах: языке, нации, коррупции – я писал задолго до «нового мышления». Еще задолго до перестройки мною была выпущена книга стихов и поэм «Последняя цена». Известно же, на базарах торговцы всегда спрашивают последнюю цену на товар. Но сегодня, при «рыночной» системе товары и продукты, хлеб и соль стали дороже, а человек – дешевле. Стало возможным покупать и продавать то, что раньше было запрещено: совесть, подвиг, талант, красоту, женщин, детей, поэзию, музыку, иногда родную землю. С каждым годом цена жизни становится меньше, а цена вещей – больше…

Он замолкает, обхватив голову. Ладони – как две большие, беспокойные птицы. Возникшую паузу прерывает Антуан:

— Расул Гамзатович, я часто бывал в Махачкале. Через Дагестан не раз ездил в Чечню, организовывал переговоры по освобождению заложников…

— Война – самое ужасное, что может быть,- перебивает Гамзатов.

Но Антуан продолжает свою мысль:

-…И вот после Дагестана я отправился в Армению, и все меня спрашивали о Вас. К своему стыду, я не мог ничего сказать, не удалось с Вами увидеться…

— Ну, это ты шовинизм ко мне проявил…

Мы смеемся. Поразительное, редкостное умение говорить о серьезных вещах без надрыва, с мудрой улыбкой.

— Армяне – мои старые друзья. Когда начались события в Карабахе, я выступил в их защиту. Добрые соседи мои, азербайджанцы рассердились: мы твои книги сжигать будем! Я подумал-подумал, что ж, в конце концов, во все времена на площадях сжигали не самые плохие книги… Я пожарников звать не буду. Но не понимаю тех, кто заботится об экологии окружающей среды и в то же время засоряет умы сограждан национализмом.

— Сохранились ли у Вас связи с литераторами бывших советских республик? Ведь все-таки были в одном Союзе писателей.

Он воздевает обе руки к потолку:

— Разве не видишь, что происходит в Армении, Грузии, Белоруссии, на Украине?! Меня больше волнует не Союз писателей, а то, что рухнул наш великий Союз: вместо пятнадцати республик – пятнадцать президентов. Потеряны друзья, повсюду кровь, растет преступность, сокращается рождаемость, увеличивается смертность…

— А с Кубанью, Краснодарским краем Вас что-то связывает?

Он смотрит очень внимательно, теребит бороду, волосы. В глазах снова улавливаю теплые лукавинки:

— Мы, дагестанцы, всегда дружно жили с братским Краснодарским краем. Мы вместе сдавали двадцать пять миллионов тонн хлеба. Один миллион – Дагестан, остальное – Кубань,- отсмеявшись, он задумчиво тянет: – Кубань… Там жил мой друг – поэт Виктор Гончаров, учились вместе. Он писал:

За окном опять завыла вьюга,

А в горах сейчас почти что лето.

Дагестан, люблю тебя, как друга,

Как тоску извечную поэта…

— Расул Гамзатович, Вы ведь и депутатом поработали…

Он нарочито скромен:

— Да-да, среди депутатов тоже бывали приличные люди. Как-то с друзьями остановили такси в Москве. Водитель посмотрел на мой депутатский значок: «Этого не возьму, ненавижу депутатов!»

— Поэт и власть – это совместимо?

— Смотря какая власть. Поэт должен быть поэтом всегда, везде и во всем. Меня избирали депутатом. Но на бланке Верховного Совета я писал стихи: стихи о любви, о родине, о времени. И власть хорошо их принимала.

Многие поэты были у власти. Сам Гете был министром, но от этого не стал меньше как поэт. Айтматов – посол, но не перестал писать свои произведения. Много посредственных поэтов избирались депутатами, а пишут по-прежнему плохо.

Есть, конечно, поэты, которые борются против политического руководства. Я никогда не боролся. И многие не боролись. Они ставили более широкие задачи – общечеловеческие. И к тому же от политической борьбы каждый раз пахнет кровью, а литература – это человеколюбие. Моя жизнь – не столько борьба, сколько любовь. Надо помогать совершенствовать власть, систему, реформы, так же, как поэт совершенствует стиль, форму своих произведений. Поэт очень далек от власти, и власть далека от поэта. И это хорошо. Если бы Чехов стал бороться против хамелеонов и злоумышленников, то ему некогда было бы о них писать.

— Расул Гамзатович, а сейчас среди депутатов, политиков есть приличные люди?

— Ой, они, по-моему, даже не стремятся такими быть. Наглые все очень…

— Как Вы относитесь к Путину?

— По утрам хорошо, к вечеру – хуже…

— Расул Гамзатович, по Дагестану ходят легенды о Вашем остроумии, а Вы можете рассказать самую любимую историю о себе самом?

— Что ты! Это же прямая самореклама…

— Вам часто встречаются строки, явно подделанные под Вас?

— Люблю не подражателей, а продолжателей.

— А есть продолжатели Гамзатова?

— Я не патриарх. Я не Учитель,- насмешливо-беспомощно разводит руками. – Я даже не кандидат филологических наук!..

Тут Абдурахман вспоминает о дагестанском поэте Адалло, перешедшем на сторону чеченских боевиков, и Расул Гамзатович хмурится, силясь произнести что-то сложное: «Ин… это… как же?.. Средство массовой информации…» Мучается, пока мы не догадываемся:

Интернет?

— Да! Никак не могу произнести это слово… В Интернет Адалло объявил, что нужно бороться с русскими. Провокатор…

— В Дагестане с русскими не борются?

— Нет. Как можно бороться самим с собой? Мы же не такие глупые!

Отток русскоязычных был не из-за того, что их преследовали, а скорее, из-за паники перед войной. Антирусских настроений в республике нет. И поток миграции обмелел.

Ахман просит меня:

— Ты отметь это в своей газете. Мы слышали, что есть у краснодарцев опасения, будто все кавказцы только и мечтают приехать и захватить Кубань…

Расул Гамзатович слушает, удивленно поднимает брови, продолжает задевшую тему:

— Лучшее разрешение национального вопроса – не поднимать его вообще. Нет межнациональных проблем.

— Хорошо, а какие есть?

— Проблема у всех одна: освободиться от нищей свободы и голодной независимости. И революция преследовала хорошую цель, и перестройка.

Цели хорошие, а лозунги неправильные. Свобода, независимость, суверенитет… Мне кажется, это пустые слова. Независимых и свободных людей и народов не было и не будет в мире. И это не нужно! Все между собой взаимосвязано. Каждый в долгу перед миром, родиной, родными и близкими. Суверенитет – я не нашел такого слова в словаре Даля. Зачем мне быть независимым от тебя, от вас? Я как женился – независимость потерял; с соседями рядом поселился – независимость потерял… От России, от Москвы независимым быть? Это же глупость!

Конечно, в результате такой преступной независимости, голодной свободы начались разногласия, непримиримость. Гласность заменила согласность.

— Сейчас многие спорят, как жить. Кто-то говорит, что новая Россия должна строиться по западной модели, а кто-то убежден, что у нас свой путь…

— Это кто как думает. Но я знаю по Дагестану: нам тоже говорят: «Швеция у вас будет…». Только дагестанский кинжал не идет к шведскому костюму… Или вот Кувейт строить собрались.

— Что ж, Туркмения уже строит…

Он вдруг вспоминает, как совсем недавно ему звонил советник Ниязова, спрашивал, как поэт относится к вручению Нобелевской премии Туркмен-баши.

— Я ответил: «Если дадут – возьмите…»

И уже серьезно, раздумчиво:

— Есть многое, над чем следует размышлять. Поэт, если он не на стороне слабых, обиженных, униженных, не поэт. Во времена космополитизма, когда на евреев нападали, я выступал в их защиту. А когда сейчас на русских нападают, я – за русских.

— Сегодня русские обиженные?!

— Да.

— Я ждала, напротив, что Вы, как многие сегодня, скажете с обидой – вот, русские даже ввели в речь оскорбительный оборот: «лицо кавказской национальности … А вы русских защищаете…

— Нет, зачем? Они в моей защите не нуждаются. Я говорю о тактике и стратегии. Тактика, может, и хорошая, но о стратегии никто не думает. Если будет проводиться такая национальная, вернее, антинациональная политика, Россию ждет взрыв, не уступающий по силе термоядерному.

…А за «кавказские лица» я не обижен. У него хоть лицо есть! А у тех, кто так говорит, сплошные морды.

Без конца нельзя унижать любой народ – будь это русские, армяне, азербайджанцы…

— Расул Гамзатович, последние годы мы все вокруг вспомнили о религии. Каждый поспешил объявить себя человеком верующим. Русские восстанавливают храмы, в Махачкале появились четыре новые мечети…

— Мой отец был религиозным человеком. Я все религиозные обряды не выполняю, не молюсь, с этим я опоздал. Литература никогда не боролась с религией. Литература боролась с религиозными деятелями.

Я не понимаю, что такое «религиозный деятель».

— А ваххабизм что такое?

— Сами по себе последователи Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба вначале боролись, так сказать, «за чистоту» веры. Боролись с ростовщичеством, курением опия, роскошью. Но сегодня религиозные движения получили небывалую и ненужную им политическую подпитку. Оказывается, кроме чистой, грязная религия тоже бывает.

— Почему?

— Происходит откат к средневековью. Раньше у нас были молодежные организации, были женские организации, были сильнейшие творческие союзы. Пришли новые люди, сказали: «Это все устарело». И вытащили на свет средневековое сектантство, национальный вопрос. Этносы разбушевались! Национальные движения – и не только у нас на Кавказе – стали прибежищем последних негодяев.

Что получается? Сегодня на каждого министра – полк охраны! На каждого депутата – группа телохранителей. Музеи – не охраняют! Библиотеки – не охраняют! Страна без охраны. Россия без призора…

— Расул Гамзатович, ваше отношение к новой Кавказской войне. Что думаете по этому поводу?

— 06 этом думает ЦРУ.

— Да??? Вы думаете, что эта война не внутренняя, что она подогревается извне?

— Да-да, деньги, трубопроводы, власть…

— То есть война имеет политический характер.

— Что такое политика? Один раз соври – одна ложь. Второй раз соври – две лжи. Третий раз соври – это уже политика!

— Что тревожит Вас в жизни, что радует?

— О радости как-то уже никто не думает… Когда удается избегать несчастья – это и радует.

— У Вас великолепные дочери, зятья – а внуки? Он поправляет:

— Внучки. Я действительно живу на острове женщин, так и книгу стихов назвал. Когда последняя дочка родила, и снова девочка, Патимат дала мне телеграмму в Москву: «Люблю тебя за принципиальность».

— Расскажите про любовь, Расул Гамзатович!

Он хитро улыбается:

— Слушай, я не специалист. Я просто влюбленный.

— А можно спросить, как Вы познакомились со своей Патимат?

— Не знакомился вовсе! Мы родились в одном ауле. Ее родители были богатые люди, деньги давали мне, чтобы я присматривал за ней в люльке. Потом, когда она выросла, я без денег готов был смотреть. Она согласилась, я женился… – и с наигранным сожалением: – А иначе у меня была бы большая богатая история любви… Не пришлось похищать на белом коне…

— Что читаете, Расул Гамзатович?

— По настроению. «Беседы с Гете» сейчас и стихи Махмуда. Вообще сегодня русская классическая литература – лучшая в мире. Какие проблемы поставлены! Война – и мир. Преступление – и наказание. Отцы – и дети.

— А сейчас сохранились ли какие-либо контакты с современными литераторами?

— Нет. Мне мало пишут, я мало отвечаю. Многие ушли из жизни – Тихонов, Абашидзе, Турсун-заде, Луконин, Солоухин, Симонов, Рождественский…

Мы долго молчим. Каждый о своем. Он перекатывает в руке яблоко – круглое, багрово-красное. В его больших бледных ладонях оно действительно кажется плодом познания Добра и Зла.

— Что такое счастье?

Он переспрашивает и мягко, вполголоса отвечает:

— Счастья нет. Это горизонт…

— Если бы Вам предложили: «Расул, скажи! Твое слово услышат и поймут сейчас в любом уголке, в каждом доме России…» С чем бы Вы обратились?

— Я бы сказал людям: «Подумайте! Подумайте над тем, что вы делаете».

…Честное слово, я не смогла сдержать порыва. Подошла, подняла его лицо и совсем не как к мэтру, убеленному временем, прикоснулась к его теплой щеке, а как дочка, внучка – от избытка щемящей нежности. И знаете, что он сказал в ответ?!

— Разве это поцелуй, а?

…Разве мы узнаем Гамзатова до конца, разве увидим дно этого родникового колодца?

 

Карина Миракова, «Вольная Кубань»

Статьи по Теме

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Back to top button