1 ноября 1871 года в городе областного значения – Каховка, в Херсонской области Украины родился композитор Александр Спендиаров. Он вошел в историю как классик армянской музыки, заложивший основы национального симфонизма и создавший одну из лучших национальных опер. Он сыграл также выдающуюся роль в становлении армянской композиторской школы.
О самом композиторе и его произведениях написано немало, но сегодня мы решили немного рассказать о его семье.
Александр Спендиаров с детьми
На долю одной из его двух дочерей — Марины — выпало много испытаний. В 1945 году ее арестовали. Вначале была Лубянка. Потом Бутырка. Признаний добивались изнурительными допросами и пытками. Отправили этапом в лагерь в Коми АССР. На работах по добыче торфа она — певица — потеряла голос. После смерти Сталина была амнистирована. В конце 50-х переехала в Армению. В 1960-м инициировала и принимала деятельное участие в организации музея А. Спендиарова в Ереване. Написала книгу об отце “Спендиаров” (М., ЖЗЛ, 1964) и “Летопись жизни и творчества А. А. Спендиарова” (Ер., 1975), а также книгу воспоминаний о ГУЛАГе.
Марина Спендиарова (первая слева)
Инженер-электронщик, а по совместительству писатель Константин Меликян одно время соседствовал с Мариной Александровной, о чем, разумеется, не мог не написать.
Я ПОПРОБУЮ СПЕТЬ A CAPELLA
Случилось так, что в одном дворе с нами поселилась известная писательница Марина Александровна Спендиарова, дочь выдающегося композитора Александра Спендиарова, имя которого носит Ереванский государственный академический театр оперы и балета.
Когда мы познакомились, ей уже было за 70, но несмотря на суровые испытания, выпавшие на ее долю, она сумела сохранить непосредственность светской барышни, воспитанной на романах Чарской и стихах поэтов Серебряного века. Несколько наивная и восторженная, она в своем даже более чем зрелом возрасте могла увлечься интересным для нее молодым человеком, основательно пококетничать и спеть парочку романсов, заглядывая ему в глаза. И это было не смешно, не вызывало отрицательной реакции и воспринималось как нечто естественное. Она осталась женщиной и абсолютно не обращала внимания на свой возраст.
У Марины Александровны не было своих детей, и она с удовольствием возилась с нашими малышами, пытаясь привить им некоторые понятия о детях “из общества”.
Дочери А. Спендиарова (в центре — Марина) 1927. Фотография из фондов Ялтинского объединенного историко-литературного музея
…Марина Александровна отсидела в лагерях 10 лет по 58 статье. Об этом страшном периоде своей жизни она рассказывала интересно, с юмором и легко. Выжить ей помогли приятная внешность и хорошо поставленный голос. Даже страшные подробности происходившего в ее трактовке выливались в некий фарс, не лишенный легкого изящества.
— Повели меня на допрос. Ночью, в сопровождении двух конвоиров с ружьями и офицера с огромным револьвером в руке по длинному коридору в подвале Лубянки меня, барышню довольно молодую, доставили в специальную комнату для допросов. Захожу и вижу. За столом, развалившись, сидит жгучий брюнет. Гладко выбритый и благоухающий “Шипром” красавец-мерзавец с наглыми глазами. Этакий неотразимый породистый самец. Увидев меня, он привстал и галантно предложил присесть на металлический табурет, намертво приделанный к полу.
— Ну что, будем признаваться или уйдем в отказ?
— А это куда? — спросила я совершенно искренне.
Галантность как рукой сняло. На меня в упор смотрел жестокий и страшный человек. Его беспощадные глаза резко контрастировали с правильными и мягкими чертами лица.
— Не придуривайся. Лучше расскажи, с кем и как готовила покушение на товарища Сталина.
При упоминании имени вождя следователь встал и вытянулся “во фрунт”.
— Господи, я же певица, а не бомбистка. Я и стрелять-то не умею. А уж бомбами швыряться тем более.
— Вот мы и признались.
— В чем? В том, что не умею стрелять?
— Говоришь певица, а откуда знаешь про бомбы? Сейчас проверим. А ну спой что-нибудь.
— Как? Без аккомпанемента?
— Может тебе рояль сюда принести? И шампанское с цветами?
— Я попробую спеть а capella.
— Кончай болтать? Давай пой!
— А что бы вы хотели послушать?
— Что-нибудь из репертуара Изабеллы Юрьевой.
Я спела “Белую ночь”, очень популярный перед революцией романс. Красавцу-мерзавцу понравилось.
— Ну ладно. Петь вроде умеешь. Пока иди в камеру.
Эти ночные “свидания” продолжались больше трех месяцев. Его вопросы и реплики повторялись слово в слово. Ее ответы тоже. Менялись только исполняемые произведения, в основном салонного жанра. Казалось, что время остановилось. Хроническое недосыпание и полная неясность дальнейшей судьбы доводили ее почти до безумия. И несчастная женщина с ужасом ждала очередной встречи со следователем, который постепенно становился частью ее жизни.
Ей заочно вынесли приговор, и, получив 10 лет лагерей, Марина Александровна отправилась в Ухтижимлаг, где вскоре попала в лагерный театр, ублажавший своим искусством руководство лагеря и заезжее начальство.
Она так и не смогла выяснить истинную подоплеку своего ареста, написала цикл прекрасных рассказов об этом периоде, но так их и не издала. Причина, как мне кажется, была в слишком личном характере этих рассказов. Красивая и слишком свободная, Марина Александровна вечно влипала во всевозможные истории, которые могли закончиться довольно плачевно.
Вернувшись из лагеря, она “осела” в Москве у своей сестры, известной переводчицы европейской поэзии и жены крупного конструктора боевых самолетов генерала Мясищева.
Затем, через двадцать лет, Марина Александровна переехала в Армению и стала работать над семейными хрониками Спендиаровых. Издала книгу о Комитасе, биографию Александра Афанасьевича в серии ЖЗЛ и несколько сборников рассказов. Попутно занималась организацией постановок отцовских опер и балетов и даже организовала музей Спендиарова.
Муж ее — Лазарь Давыдович Сузан, тихий и милый дядечка, в прошлом был инженером-наладчиком мощного электрооборудования. Он спасался от НКВД, переезжая с места на место с бригадой монтажников. Поработав на строительстве практически всех крупных гидростанций от Днепрогэса до Братской ГЭС, затем каким-то чудом оказался в Бельгии.
На мое замечание о том, что он все же был скорее представителем рабочего класса, нежели интеллигенции в обычном понимании, и что особых причин скрываться от НКВД у него не было, он ответил:
— Господи! Много ли надо, чтобы посадить бедного еврея?
“Бедный еврей” заразился от своей супруги литературным творчеством. Он решил писать книги для детей и даже пробрался в нишу, давно занятую многочисленными писателями — конъюнктурщиками.
Он написал книжку рассказов “Твой товарищ Володя Ульянов”. Книжка, облагороженная профессиональным переводчиком, была издана на армянском языке не без помощи моей Марины, которая тогда работала в ЦК комсомола Армении. А Лазарь Давыдович получил возможность представляться следующим образом: Лазарь Сузан, детский писатель. Его стали приглашать в школы на встречи с пионерами и даже воспринимать как старого большевика, видевшего живого Ленина.
Мои бедные детки по его настоянию сооружали ленинские книжные полки (дощечки, подвешенные на веревочках) и должны были вступить в “общество чистых тарелок”, организованное в позапрошлом веке экономной матерью Ильича — госпожой Бланк. В СССР любой бред, прямо или косвенно связанный с именем Ленина, имел право на существование.
Из воспоминаний репрессированной в 1937 году Хавы Волович:
…Моей очередной пересадкой оказалась Слюдянка. При фабрике была довольно хорошая самодеятельность, насколько она может быть хорошей при однополом контингенте. Художественным руководителем здесь была Мария Александровна Спендиарова — дочь известного композитора. Несмотря на уже солидный возраст и на все пережитые мытарства, у нее сохранился звенящий свежестью юности чудный голос. Она сумела создать хороший эстрадный коллектив, большой хор и танцевальную группу, чем заслужила особую благодарность местного начальства.
Осужденная на 10 лет лагерей Татьяна Барышникова рассказывала:
Как это ни парадоксально звучит, но в лагере в тяжелейших, страшнейших условиях было искусство. Да, представьте себе, — были концертные бригады и, наконец, была самодеятельность. …Среди певиц выделялась Марина Александровна Спендиарова, дочь известного композитора (его называли “армянский Римский-Корсаков”). Она обладала изумительным по красоте и тембру голосом. Это был удивительный человек. (…) Однажды нас ночью всех подняли, …погрузили в вагоны… Куда мы ехали, мы не знали. Этап продолжался около месяца. В конце концов где-то в начале марта, глубокой ночью, нас высаживают из вагонов, велят сесть на снег, вокруг нас бегают овчарки, страшно матерится конвой. На нас направлены огромные прожекторы, и где-то вдалеке чуть-чуть виднеются вышки. Что с нами будет, мы только предполагаем. Мы все уверены, что нас привезли на расстрел. Хорошо помню, как, сидя на снегу на своих скудных пожитках, М. А. Спендиарова взяла одной рукой мою руку, другой — руку Лили Ильзен и сказала:
“Девочки, если нас будут расстреливать, давайте встретим смерть гордо. Не будем унижаться, не будем просить пощады и не будем плакать”. Мы поклялись в этом. Но все оказалось не так.
По материалам nv.am.
