Гарегин Нжде  (Краткая биография и летопись жизни) Рафаэл Амбарцумян

Автобиография :  К армянскому революционному движению я примкнул с 17 лет, будучи ещё гимназистом. Затем я оставил учёбу в университете и стал действовать против царизма и султанизма. В 1906 г. я перебрался в Болгарию и при содействии лидеров македонского освободительного движения Бориса Сарафова и Ляпова Гурина поступил в офицерскую школу под именем Димитре Николова в Софии. По окончании школы (по I разряду) я вернулся на Кавказ, чтобы с гайдукским отрядом Мурада перейти в Армению. После этого я развернул деятельность в Персии. В 1909 г. вновь вернулся на Кавказ и был арестован. Более трёх лет я провел в тюрьмах – от Джульфы и до Петербурга. После известного суда над 163 членами «Дашнакцутюн», во избежание ссылки в Сибирь я перебрался в Болгарию. В 1912 г. я сформировал роту армянских добровольцев и вместе с Андраником участвовал в Балканской войне за освобождение Македонии и Фракии. В завершающий период мы, как революционеры, отказались от участия во внутренней войне балканских народов между собой и расформировали армянскую роту. В ходе этой войны я получил ранение. Армянское знамя и грудь многих армянских воинов украсились крестами за храбрость. Накануне прошлой мировой войны, получив помилование со стороны царского правительства, я вернулся на Кавказ, с тем условием, что буду участвовать в боевых действиях против Турции. На первом этапе войны я был заместителем командира 2-го армянского добровольческого батальона, в последующем командовал отдельной армяно-езидской военной частью. В 1917 г. с небольшим отрядом я пришел на помощь окруженному Кохбу и спас армян этого района. В тот же период я перешел в Абас Гёл, вступил в контакт с езидами и, забрав с собой их лидера Юсуф-бея, вернулся в Тифлис, где свёл его с Армянским Национальным Советом. Накануне обретения Арменией независимости я вёл бои в селе Аладжа, благодаря чему армянским военным частям, отступающим по лини Эрзрум–Сарыкамыш–Карс, удалось без потерь выйти к Александрополю; я переправился через Арпачай тогда лишь, когда с последними отступающими армянскими солдатами моим людям удалось вывезти из Ани ценные древние материалы раскопок профессора Марра. В конце мая 1918 г. я руководил сражением при Каракилисе, в котором получил ранение. Я был представлен к высшей награде за храбрость. Надо признать, что без Каракилисского сражения не было бы не только сегодняшней Советской Армении, но и живущих сейчас там армян. Трёхдневная героическая битва под Каракилисой спасла от поголовного уничтожения армян Араратской долины и стала фундаментом Армянского государства. В период независимости Армении, осенью 1919 г. я спас 4-й[2] армянский полк, попавший в окружение между Давалу и Веди. Во второй половине 1919 г. я перешел в Сюник для оказания помощи Гохтану, осажденному войсками Эдиф-бея и обреченному на голод и уничтожение. Были спасены и сам край и его армянское население. Затем я посвятил себя делу физической защиты подвергнутых опасности армян Капана и Аревика, отражая периодические нападения мусаватистского Азербайджана и турецких пашей Нури и Халила. В середине 1920 г., после того, как подразделения Дро оставили Зангезур и Ка­ра­бах, я принял на себя руководство самообороной всего Сюника. Абсолютно отор­ван­ный от внешнего мира, без достаточных запасов продовольствия и оружия, при отсут­ст­вии офи­церских кадров и какой-либо помощи извне, в полной политической изоляции, после длив­шихся больше года неравных, но победных боев на два фронта, этот горный край, ко­то­рый, согласно соглашению между армянским правительством и представителем Москвы Леграном, был передан Азербайджану, сумел продиктовать свою волю совет­с­ко­му правительству. При Мясникяне, декларацией от июня 1921 г., Сюник был приз­нан частью матери-родины – Армении. Благодаря обороне Сюника были спасены так­же армян­ская интеллигенция, Армянской революционной партии Дашнакцутюн, революционные и боевые элементы армянского народа. Мою жизнь и мою деятельность подтвердят следующие факты. Я всегда появлялся в моменты возникновения опасности. В мирное время я не стремился к долж­нос­тям, поскольку не испытывал влечения к ним. Я всегда предпочитал руководить ополченцами, народными силами, испытывая некоторую холодность к т. н. «регулярным» подразделениям. Командиров я выдвигал из народа и выковал их, если так можно выразиться, по своему образу и подобию. На войне я всегда оставался человеком, даже по отношению к туркам и татарам – свидетельство этому мои приказы и воззвания к под­чи­нен­ным мне воинским частям. Приписываемое мне советской властью – обычная пропаган­дист­ская кле­вета, рожденная стремлением любой ценой очернить противника. Я никогда не исполь­зовал помощь внешних сил и даже средства собственного государства. Я руководствовался Ухтом[3] Мамиконянов. Был человеком глубокой веры и этики, и именно поэтому мне часто приходилось испить горькую чашу. Бог и моя Родина всегда были на первом месте в моем храме поклонения и веры. Армения являлась для меня самой большой земной святыней. Я жил и дышал ею, всегда ради неё готовый страдать, жертвовать и отдать свою жизнь. Она была священной болью, тоской, радостью, смыслом моего существования, моим бессмертием, высшим правом и обязанностью; в то же время народ страны был горячо привязан ко мне и с закрытыми глазами следовал за мной. Со мной враждовали лишённые чувства святого полуинтеллигенты и посредственные военные, руководствующиеся лишь бумажными мёртвыми правилами. В течение всей жизни я никогда не получал жало­ва­ния[4]. Я отказался даже от пенсии, назначенной мне иностранным государством. Имея все возможности быть богатым и жить в роскоши, я тем не менее жил как человек из народа – скромно, едва не бедно. Одной из самых больших в мире мерзостей для революционера, воина и патриота я считаю бытовой материализм. Покидая Армению, я взял с собой шкуру тигра, убитого моими солдатами на армянском берегу Аракса, – мое единственное вознаграждение. Кинжал Завал-паши – мой единственный военный трофей. Пусть будут положены со мной в могилу, на мою грудь не знавший поражений флаг Сюника и старый армянский словарь – единственное мое утешение в изгнании. Вне Армении армянину грозит вырождение. С этим злом можно бороться лишь с помощью глубокого познания и осознания национальных ценностей, добродетелей и святынь, то, что я создал и назвал Цегакронутюн. Его целью было вернуть армянину чувство айренатера[5] ­– хозяина своей Родины, спасая его от духовной и политической бездомности и беспризорности вне родной страны. Это патриотическое (айренатеракан) движение, лишь обновившись в котором, могли объединиться все отдельные составные части армянского народа. Из-за моего проповедничества, направленного на заботу о судьбе моей нации, против меня многократно организовывали заговор раскольнические, дена­цио­на­ли­зо­ван­ные и пораженческие элементы армянства. Я прощаю всех, прощаю по двум причинам: во-первых, мое национальное исповедание не позволяет мне испытывать вражду к какому-либо армянину; во-вторых, я глубоко понимаю этих несчастных, которые ещё не преодолели в себе раба и поэтому остаются бессильными и злобными. Как у тоскующего по Родине изгнанника, у меня сегодня есть лишь одно желание – умереть в родных горах. В Болгарии произошёл созревший до военно-политических событий государ­ст­венный толчок. Ожидается приход Красной Армии. Знаю, что меня ждёт, но тем не менее я решил остаться, несмотря на то, что есть возможность перебраться в Вену на самолёте. Я не покидаю Болгарию, чтобы не подверглись преследованию наши организации. У меня есть ещё более весомые причины остаться, известные двум моим друзьям. Пришла Советская армия и произошло то, что и ожидалось. Пользуясь создавшейся неразберихой, несколько армян – не вскормленные молоком своей нации вырожденцы – уже приступили к делу. Они – по преимуществу сапожники – в качестве полицейских агентов в сопровождении вооруженной болгарской милиции ходят по домам и ищут меня. Навеки презренные рабы, которые в своих тёмных целях всегда использовали иностранные силы для утоления своей бессильной злобы и для уничтожения своих «врагов» среди соотечественников! Не менее отвратительны, однако, и националисты, лишь по названию являющиеся таковыми. Как существа, обладающие базарной моралью, они в своём эгоизме опустились до скотского уровня. Знакомые, друзья, родственники – никто не откроет такому дверь, даже если он с крестом назаретянина на спине и в терновом венке на окровавленном челе будет искать у них прибежища. Забыли, все забыли, что только благодаря моим усилиям их не постигла участь евреев, и четыре года они все только богатели и богатели. Те, кто ещё вчера искали твоего взгляда и приветствия, сегодня бегут от одного твоего имени, даже от твоей тени. Красные ждут меня: во сто крат низок тот, кто при всех обстоятельствах предпочитает смерти жизнь. Пускай свершится неизбежное! Сегодня я связан с жизнью лишь в той степени, в которой я чувствую себя обязанным служить Армении. Где ты, где, почитающий властелина и боготворимый народ Армении, чья душа всегда умела облагораживаться во времена опасностей?! Диаспора, ты еще раз заставила меня пережить горечь стыда. Позор тебе! Нжде. Сентябрь 1944 г. София. Архив МНБ Армении, дело 11278, т. 4   КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ и хронология жизни ГАРЕГИНА НЖДЕ  «Нет в мире превыше счастья, чем положить жизнь на алтарь во имя своей нации и отчизны» Гарегин Нжде КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ     Гарегин Нжде (Тер-Арутюнян) родился в 1886 году, 20 января (по новому стилю – 2 февраля)[6], в селе Кзнут Нахичеванского уезда Ереванской губернии (ныне село Гюзнут в Нахичеване). Его деды и с отцовской стороны (Тер-Арутюняны), и с материнской (Гюльназаряны) в 1829-1830 гг. переселились сюда из села Гзлджа (Кизилджа) провинции Салмаст (Персармения[7]). Отец Гарегина Нжде – Тер-Егиш, как и его дед – Тер-Саак, был священником[8]. Начальное образование Нжде получил в приходской школе родного села. После того как Россия закрыла все армянские школы, он продолжил учёбу сначала в русской семилетней школе Нахичевани, а затем – в Тифлисской русской гимназии, после чего, по данным, представленным Львом Троцким[9], около полутора лет проучился в Петер­бург­с­ком университете, на юридическом отделении. К армянскому революционному движению Нжде примкнул с 17-летнего возраста, в 1903 г.[10] Увлекшись национально-революционными идеями, он оставил учёбу и в 1904 году переехал в Персию, затем в 1906-1907 гг. – в Болгарию, где при содействии одного из основателей Армянской революционной партии «Дашнакцутюн» (АРПД) – Ростома, и руководителей освободительного движения в Макодонии – Бориса Сарафова и Ляпова Гурина, под именем Димитре Николова поступает на учёбу в государственное военное училище офицеров запаса в Софии, а затем там же – в государственное военное училище. Нжде был самым младшим в семье, кроме него были ещё брат и две сестры. Гарегин очень любил читать. Когда вся семья садилась за стол обедать или ужинать, он редко ус­пе­вал вовремя присоединиться к ним, увлекшись чтением какой-либо книги. Особенно лю­бил читать исторические романы Раффи. У его отца было два брата – Ефрем и Геворг. Оба сына одного из них были офицерами царской армии, старший из которых способ­ст­вовал получению Нжде военного образования. Их дом находился в центре села, возле церкви. Первое письменное упоминание имени «Нжде» встречается в надписи, сделанной его рукой на обороте своей фотографии, которую он подарил своему товарищу, Ерванду Гукасяну, 27 сентября 1906 года[11]. В 1907 году Нжде возвратился на Кавказ, для перехода в Турецкую Армению вместе с группой гайдуков Себастаци Мурада (1874-1918. Однако начавшаяся в Персии революция меняет его планы. Вступив в 1907 году в ряды АРПД, в ноябре того же года Нжде в чине офицера направляется в Салмаст (Персия), где принимает участие в иранской револ­ю­ции в составе боевого отряда под руководством вид­но­го деятеля партии «Дашнакцутюн» Самсона (Степан Тадевосян). В конце августа 1908 года, по-видимому, с целью транспортировки оружия и боеприпасов Нжде приехал в Нахичевань, заодно посетил свое родное село. 6 сентября 1908 года его арестовали в доме брата, учителя приходской школы в селе Верин Аза, что находится в Гохтане (ныне Ордубадский район Нахичеванской автономной республики). Гарегина заключили в тюрьму, сначала в Джульфе, затем в Нахичевани[12]. В ходе извест­но­го судебного процесса под названием «Дело партии Дашнакцутюн», сфабрико­ван­­ного российским правительством против армян, Нжде вместе с другими 163 арестованными армянскими деятелями неоднократно подвергали допросам в тюрьмах Нахичевани, Ере­ва­на, Новочеркасска и Петербурга, однако за три с половиной года рос­сий­ский суд так и не сумел обосновать предъявленное Нжде обвинение[13]. Примерно в конце марта 1912 года Нжде тайно перебирается в Болгарию, 23 сентября того же года вместе с большой группой местных армян, проживающих на Балканах, всту­пает в ряды болгарской добровольческой армии, а 2 октября, в качестве младшего офи­цера (подпоручик) болгарской армии, по особому приказу командующего армией, вместе с Андраником формирует Армянскую добровольческую роту. 20 октября 1912 года Нжде назначается командиром Второй (армянской) до­бро­воль­ческой роты (руководитель роты – Андраник) и до 23 мая 1913 года принимает участие в Балканской войне. Он от­ли­чается необычайной смелостью и героизмом, и его награждают «Офицерским Крестом за храб­рость». Некоторое время (вероятно, с конца декабря 1912 года по июль 1913 года) Нжде одновременно командует ротой, состоящей исключительно из добровольцев-болгар[14]. На последнем этапе войны Армянская рота отказалась участвовать во внутренних битвах Балканских народов и была демобилизована[15]. В 1913 году в Софии Нжде – молодой офицер – обручился с местной армянкой Эпимэ Сукиасян. Когда началась Первая мировая война, он по особому разрешению русских властей в начале октября 1914 года вместе с Андраником и отрядом добровольцев при­бы­вает в Тифлис для ведения военных действий на русско-турецком фронте и 13 октября становится заместителем командира полка армянских добровольцев[16]. 15 апреля 1915 года его отряд численностью 300 человек объединили со Вторым добровольческим полком, и Нжде стал заместителем Дро – командира полка, позднее в той же должности он воевал и в составе возглавляемой Варданом Араратской дружины (в неё входили Четвертая группа КерÔ[17], Вторая группа Дро, Третья группа Амазаспа и Пятая группа Вардана), а с 14 мая 1916 года – в действующем под временным командованием Смбата Первом армянском полку[18]. В период с мая 1915 года по 25 июля 1916 года Гарегин Нжде участвовал в битвах за освобождение Западной Армении (Ван, Шатах, Мокс, Спаркерт, Беркри и др.), был удостоен многочисленных высоких наград (Георгиевский крест второй и третьей степени, орден Святого Владимира третьей степени, орден Святой Анны четвертой степени). 19 июля 1915 года он получил звание поручика[19]. В 1917 году Нжде во главе своего малочисленного военного формирования поспешил на помощь осажденному Кохбу – находящемуся ныне на тер­­ритории Турции армянскому селу в Сурмалинской губернии, славящемуся своими соле­руд­никами, – способствуя спасению армян этой области. Накануне обретения Арменией не­за­ви­симости он в особом военном походе провёл бои в селе Аладжа в Кагызманском округе Карсского вилайета, чтобы прикрыть отступление армянских военных частей из Эзрума–Сарыкамыша–Карса в Гюмри[20]. Одновременно, в Кюлписе и Аладже спас от окружения армян и езидов[21]. С апреля по июль, а возможно и до сентября 1917 года, Нжде в основном проживал в Алек­сан­дрополе (ныне Гюмри), главным образом помогая формированию отрядов само­обо­роны. Нам известно, что с этой целью 9 июня 1917 года он посетил сёла Гохтана: Верин Аза и Неркин Аза, Дер, а также Джуга, организовал там собрания, провёл выступ­ле­ния, поднял дух отчаявшегося населения[22]. Нжде организовал добровольческие отряды в Ахалкалаке, видимо, летом 1917 года[23]. Альфред Мурадян – член основанного в 1942 году в Берлине Армянского Националь­ного Совета, в написанном им в конце 50-х годов по просьбе властей Германии сооб­ще­нии о Нжде отмечает, что когда русская армия в конце 1917 года предательски покинула русско-турецкий фронт и оставила армян в одиночестве против турецких войск, чьи силы в сотни раз превосходили силы армянских дружин, «Нжде со своими боевыми сорат­ни­ка­ми входил в армянские сёла, собирал людей на площади, и, воодушевляя вдох­нов­ляю­щи­ми речами убегающих с фронта воинов и местное население, формировал дружины». То же самое он осуществлял и в сёлах с езидским населением, в одном из которых он органи­зо­вал добровольческий отряд из 250 человек и повёл за собой на само­обо­ронительные бои[24]. Его выступления были такими пленительными и имели такое сильное воздействие, что почти после всех его лекций и выступлений многие, а порой и все находящиеся в зале вступали в ряды Дашнакцутюн и доброволь­чес­ких отрядов. Это произошло, например, 1 июня 1917 года, после его лекций, прочитанных для ашугов[25] в Гюмри, когда прямо на месте организовалась группа АРПД под названием «Ашуг»[26]. В соавторстве с Шерамом[27] в 1918 году в Гюмри была опубликована книга «Устав войсковых передвижений». А произнесением написанной им политической молитвы западно-армянских беженцев «Отче наш» начинались работы в мастерских «Тарон» и «Дуран», а также некоторых сиротских домах»[28]. Считаю удобным привести текст этой молитвы: «О, услышь, Господи, к тебе взывает беженец, лишённый родины. Услышь и не введи нас в искушение, не оставляй нас надолго вне нашей святой отчизны, у чужого порога да на чужом хлебе насущном. А открой, Отче наш, и всегда держи открытыми все дороги, ведущие нас на Родину! И приблизь, Господи, позаботься о вожделенном дне нашего возвращения! Аминь». В основном в газете «Жайр»[29] в рубрике «Пантеон партии Дашнакцутюн» и «Тертон[30]» Нжде поместил великолепные прозаические восхваления героев освобо­ди­тель­ной войны (Хечо, КерÔ, Грант, Ашуг, шрджик (ходок) Завен, Арцив[31] Лато и другие)[32], которые были опубликованы в виде 21-страничной книги в конце 1917 года в Гюмри[33] под назва­нием «Пантеон партии Дашнакцутюн». Это ознаменовало возникновение новой фор­мы в нашей литературе, которую можно назвать художественной публицистикой. В той же газете, а также в Тифлисских газетах “Хатабала”, “Энкер (Товарищ)”, “Патани (Юноша)”, “Горизонт” публикуется множество сочинений, подписанных име­на­ми Гар. Дардуни, Г. Дардуни, Studiosus, в основном, стихотворения в прозе, которые явля­ются яркими образцами произведений армянской прозы. Весной 1917 года, на положение 27 апреля, Нжде был членом исполкома Гюмри, го­род­­ским комиссаром[34]. Районный съезд партии Дашнакцутюн избрал его в 1917 году членом Александропольского ЦК, а 30 июля того же года по списку АРПД (где он был пятым среди группы из 52 человек) – полномочным представителем Городской думы[35]. После осенних выборов 1917 года Нжде стал одним из 228 делегатов Армянского Нацио­наль­ного Совета, проходившего в период с 29 сентября по 13 октября того же года в Тиф­лисе. По решению Совета он вместе с Абрамом Гюльханданяном, Арсеном Шахмазяном, Дро, Рубеном Тер-Ми­на­ся­ном и другими был включен в состоящую из 15 чело­век Комиссию по охране фронта и защите местностей, подверженных опасности[36]. Некоторое время Нжде руководил армяно-езидской военной частью. Геворг Казарян во время допроса 6 июня 1947 года свидетельствовал, что в 1918 году в Александрополе Нжде возглавлял войсковую часть[37]. Из воспоминаний Гоар Мелик-Дадаян выясняется, что в Ереване Нжде «вёл мона­шес­кую жизнь: маленькая, похожая на камеру комната, старая железная кровать, он часто оста­вал­ся без еды, голодал. Проживающая в Болгарии его поклонница (Эпимэ – Р.А.) как-то прислала ему шёлковую сорочку. Однажды в дверь постучал нищий бродяга и сказал: «У меня нет одежды, и я голоден». Пока я искала, что ему отдать, Нжде снял с себя эту сорочку и подарил её нищему. «Тоскующему по родине человеку, – сказал он мне после, – нужно отдать не только сердце, но и кожу»». Ценным представляется также другое свидетельство Гоар Мелик-Дадаян, которое к тому же является определённым дополнением к неизвестным эпизодам биографии Нжде: «Мне было 17 лет, когда меня назначили на работу в женскую 10-летнюю школу, в ко­то­рой прежде училась я (школа «Гаянян /имени Гаянэ/ – Р.А.). Когда он [Нжде] об это узнал, по­смотрел на меня испытывающим взглядом и сказал: «Хочу проникнуть в твою душу. Неужели ты – армянская патриотка, оставишь десятки тысяч сирот живущего на чужбине народа, которые нуждаются в материнской ласке, и пойдёшь искать славу в 10-летней школе? Тебе это совсем не идёт». И я после этого пошла в сиротский дом»[38]. Гарегин Нжде был вдохновителем и организатором битвы при Каракилисе (ныне Ванадзор)[39], которая состоялась 24-28 мая 1918 года. 24 мая он со своими воинами и добровольцами, числом около 1000 человек, по приказу командующего фронтом Товмаса Назарбекяна, первым начал наступление на каракилисском направлении, тем самым предотвратив добровольную сдачу города врагу. В эти дни положение было критическим. В декабре 1917 года Россия вывела свои войска из турецкой Армении после очеред­ной антиармянской сделки c Турцией. Армянский народ, оставшись наедине с много­­кратно превосходящим его и по численности, и по боевой технике противником, был вы­нуж­ден в одиночку защищать армяно-турецкий фронт протяженностью более 300 км. Сломив героическое сопротивление малочисленных армянских сил и заняв Эрзерум, а в течение последующих трёх месяцев – Сарыкамыш, Карс и Гюмри, 21 мая 1918 года ту­рец­кие войска подошли к Каракилисе. Скопилось более полумиллиона беженцев, со­гнан­ных с этих территорий[40]. Высшее командование, учитывая всеобщую панику и деморали­зо­ван­ное состояние в рядах армии, уступило всеобщему пораженческому настроению и созвало в Дилижане со­ве­щание военного и гражданского руководства, на котором было объяв­лено, что оно не ви­дит возможности продолжения военных действий и потому принимает решение об отступлении без боя. Подавляющее большинство и среди выступавших, и присутствующих склонялось в пользу этого решения командования. В этот поворотный момент истории начальник артиллерийской батареи молодой офицер Гурген Тер-Мовсисян объявил, что он не станет подчиняться этому решению, поскольку отступление равносильно измене: «Я со своими пулемётами тотчас отправляюсь умирать на фронт. Кто считает себя мужчиной, и в чьих жилах течёт армянская кровь, пусть следует за мной»[41]. И вот тут Гарегин Нжде произносит одну из своих известных пла­мен­ных речей, которую завершает следующими словами: ”Офицеры готовы сдаться. Пускай сда­ют­ся. Я же иду на смерть. Кто не считает себя моральным трупом, пусть пойдёт за мной”[42]. После выступления Нжде собрание приняло решение стоять до последнего патрона. Участники совещания и тысячи граждан собрались во дворе дилижанской церкви, где перед несколькими тысячами представителей общественности Нжде держал потрясаю­щую речь, вызвавшую слезы у многочисленных присутствующих, в том числе и у командующего фронтом, седовласого генерала Товмаса Назарбекяна[43]. Первым из Дилижана выступил полк Нжде, которого в Каракилисе встретили с большим воодушевлением[44]. Положение дел было таковым, что первое же военное столкновение с турками могло определить не только итог военных действий, но и в случае победы над врагом народ поверил бы в собственные силы. В случае победы армян в этой первой битве ещё больше бы возросли всеобщее воодушевление и боевой дух. Поражение же смерти подобно: результат паники и деморализации был бы непред­сказуемым и неуправляемым. В этот сверхважный судьбоносный и поворотный момент истории армянского народа вся ответствен­ность волею судьбы легла на Гарегина Нжде. В первом бою армянские воины под командованием Нжде одержали блестящую победу (первое поражение турки понесли 22 мая, возвратив село Сардарапат воюющим армянским войскам под предводительством полковника Даниэль-бек Пирумяна) и, остановив победное шествие врага, восстановили и приумножили веру армянской армии и народа в победу. Эта вера вдохновила наши войска на трёхдневную беспрецедентную и исключительную схватку, и это сражение закончилось лишь тогда, когда по­­шёл в ход последний патрон. Была выполнена просьба-приказ, выдвинутая Ереваном и Сардара­патом: во что бы то ни стало продержаться три дня и приостановить продвижение войск противника. Каракилис­ская битва, в которой армянское войско насчитывало 6000 штыков, да приплюсованные к ним малочисленные силы беженцев и добровольцев из ближайших селений (турки же вывели на поля сражения 10-тысячную регулярную армию), наряду с Сардара­патской и Апа­ранской битвами, сыграла решающую роль и внесла неоценимый вклад в дело спасения западных армян от депортации, а также восстановления независимости Армении. После ванадзорской битвы, по распоряжению министра внут­ренних дел Республики Армения, 30 ноября 1918 года поручика Г. Нжде назначили комиссаром провинции Нахичевань[45], однако по различным причинам он не успел вступить в эту должность. Из дипломатических документов видно, что Г. Нжде был назначен на эту должность по решению пра­ви­тель­ст­ва Республики Армения, подписанным Ал.Хатисяном. Тем же решением генерал-губернатором Нахичевани был назначен полководец Г.Шелковников[46]. Казар Кочарян, Мартирос Абраамян и другие ут­верж­дают и, заполняя данные архивных документов, свидетельствуют о том, что гу­бер­на­тором Нахичевани был назначен Нжде, его помощником – В.Варданян, начальником милиции города – Г.Амирханян, его помощ­ни­ком – Казар Кочарян, которые для обсуж­де­ния предстоящих действий и принятия реше­ний созвали собрание в ереван­ской рези­ден­ции Нжде. Под командованием Гарегина Нжде была сформирована полицейская военная часть, которой предстояло вместе с 4-м полком полковника Долуханяна 6 декабря отправиться в Нахичевань. Туда же должен был направиться сформированный Нжде рабочий коллектив, а также и беженцы-переселенцы из Нахичевани, которых армянская армия вела обратно для поселения вновь в места их проживания. «Отправляющееся в Нахичевань гражданское управление, – вспоминает Казар Кочарян, – тоже было в состоя­нии готовности вместе со своими официальными лицами и пешими да конными мили­ци­о­не­рами. Они должны были отправиться в Гамарлу (ныне Арарат – Р.А.). А я со своими всадниками должен был присоединиться к ним, выйдя из Гарни. Это было 5 декабря… Вскоре добрались до Гамарлу, в тот же день прибыл 4-й полк, к которому мы должны были присоединиться. Несколько дней полк должен был оставаться в Гамарлу. Я отпра­вил­ся в Ереван, по важным делам милиции. По прибытии в Ереван, застал Нжде лежащим в постели – он заболел тифом. До его выздоровления дела должен был вести его помощ­ник В.Варданян… Через несколько дней, завершив свои дела, я возвратился в Гамарлу… и на следующий же день присоединился к ним, в турецкой деревне Дамрчи-Гурчи (ныне село Дарбник около г. Масис – Р.А.) Ша­рур­ского района, прежде чем добрался в Шарур… Наши заняли Гайли Друнк (в переводе на русский – Волчьи двери) и расположили войска в деревне Дамрчи-Гурчи… в те же дни, когда разразилась армяно-грузинская война…, из-за чего нашей воинской части пришлось остаться на прежнем месте»[47]. Таким образом, возникшие на территории Республики Армения брожения помешали Нжде вступить со своей военной частью в Нахичевань. Сразу после образования Республики Армения, тюркоязычная часть населения Армении (кавказские татары, которые сегодня именуются азербайджанцами), составляющие около 40% от всего населения страны, с целью подрыва республики изнутри, провоцируемые о стороны Турции и Азербайджана и руководимые ими, в процессе армяно-турецкой войны 1918 г. пред­при­ни­мала сепаратистские движения и диверсии. Используя проживающих в Арме­нии татар Кавказа, а также большевиков с армянскими фамилиями, Турция стремилась вместе с Азер­бай­джаном отделить от Республики Армения не только Нахичевань, но и Арцах, Зангезур и дру­гие тер­ри­то­рии. С этой целью Турция с помощью большевиков организо­вы­вала смуты в густо насе­лён­ных татарами Шаруре, Вайке, Гегаркунике, Сурмалу, Арарате, Арташате, Масисе, Веди и других районах. На территориях, занятых турецкими войсками, тюрко­язычное население создавало «независимые республики» со своими «правительствами», ко­то­рые именовались «шура». Например, в Карсе была создана «республика Западная Ар­ме­­ния», а в Нахичевани, Шаруре, Сурмалу и на территориях современного марза Арарат более 15 подобных действу­­ю­щих «независимых республик» были объединены в струк­ту­ру, названную «Рес­пуб­лика Арак­са» и т.п. Причём эти «республики» имели войска, чис­лен­­ность которых достигала 10 ты­сяч, которых готовила и вооружала Турция, а деньгами снабжал, в основном, Азербайджан. Армия Республики Армения в апреле-мае 1919 года с помощью английских войск подавила разрас­тав­шие­ся по всей стране волнения, 24 апреля отвоевала Карс, в конце мая вошла в Нахи­че­вань и другие населённые пункты. Однако когда английские войска покинули Кавказ, про­жи­вающие в Республике Армения татары от Олти до Карса, Нахичевани и Веди, от Гегаркуника до Гохтана возобновили волнения и бунты. В эти крайне опасные и трудные дни для новорожденной Республики Армения (начало мая 1920 г.), когда растерзанной внутренними смутами нашей республике необходимы были единство и мир, в стране подняли бунты армянские боль­ше­вики, которые уже до этого расформировывали армянскую армию, объявляя, что турки теперь наши братья по революции, идут освобождать нас от ярма дашнаков. Боец Первого полка армии Республики Армения Хорен Мурадян тоже свидетельствует, что в это время Нжде в Арарате и Авшаре принимал участие в действиях по нейтрализации татарских вол­­нений[48]. Итак, из-за начавшейся 13 декабря 1913 г. армяно-грузинской войны высшее коман­до­ва­ние было вынуждено оставить в Дарбнике движущуюся в Нахичевань воин­с­кую часть, ожидая новых распоряжений правительства. Это, безусловно, было большой помощью для татарского населения, разнуздавшего бунты и смуту по всей Армении, и руково­дя­щи­ми их варварствами Азербайджана и Турции. А следом за этим К.Кочарян рассказывает, что вследствие ошибок командования 4-го полка армянская войсковая часть, уступив врагу завоёванные им позиции, отступила в Арарат… Фактически, в результате нерешительных действий командования, восставшие турки, населяющие Армению, активизировались и отвоевали множество сёл, заставив наши подразделения продолжать своё отступление. Опасаясь развёртывания армяно-грузинской войны и усиления внутренних бунтов, никто из командиров воинских подразделений и их ответственных не взял на себя ответственность нанести контрудар и осво­бо­дить страну от бунтарей, что способствовало постепенно формируемому росту даль­нейших поражен­чес­ких настроений. Вот именно в такой ситуации, после почти 15-днев­­но­го пребывания в больнице, едва оправившись после болезни, Нжде вернулся на фронт и, взяв в свои руки инициативу, организовал военные действия. Продолжим чтение воспоминаний К.Кочаряна: «25 января 1919 г. Нжде выздоровел, прибыл из Еревана в село Овшар (Авшар – Р.А.). Оттуда он мне писал: «Дорогой Казар, только что прибыл на место. Еду в Давалу, к господину полковнику (командир 4-го полка Долуханян – Р.А.). Возвращайся со своей милицией в Овшар. С приветом, Нжде«. Как получили письмо, в тот же день,… за два часа мы добрались до села Овшар. К вечеру Нжде возвратился из Давалу… стал заниматься приведением в порядок милицейских рот… Четвёртый полк… оставался в Давалу. Мы, милиционеры Нахичевани, губернатор (Г.Нжде – Р.А.) со своими сотрудниками расположились в селе Овшар… Милиционеры, сотруд­ни­ки и господин губернатор из-за неудобств, существующих в зданиях, жили в отдельных домах, расположенных справа и слева вдоль дороги». Затем К.Кочарян рассказывает, что бунтовщики… 28 января ночью подняли смуту, взяв в полную блокаду малочисленную военную часть Нжде. Чтобы прорвать окружение, Нжде с боями отступает, отвоевав на следующий день Авшар[49]. Нжде по специальной про­г­рамме, составленной вместе со своим помощником К.Кочаряном, решает во что бы то ни стало занять также и Арарат, который в те дни имел очень важное значение. Взяв инициативу и ответственность в свои руки, Нжде сумел на следующий день со своими 140-150 воинами отвоевать не только Арарат, но и населённые турками сёла Халиса, Шидлу (ныне Егегнаван), Али Мамад (ныне покинутое) и другие, Приходит на помощь заблокированному ведийскими турками армянскому селу Реганлу (ныне Айгеван)[50], тем самым спасши население от неминуемой гибели. Из неопубликованных воспоминаний близкого Нжде человека – Гоар Мелик-Дадаян – выясняется: «В боях, имевших место вбли­зи села Реганлу Армавирского района, Нжде был ранен. Транспорта не было. Я пешком отправилась к нему. Он собрал сельчан, стал говорить о самообороне»[51]. Сей факт весьма красноречив: после ранения, когда Нжде временно покинул боевой фронт, он продолжал борьбу на фронте пропаганды, стремясь поднять дух населения. Факты свидетельствуют о том, что именно благодаря Нжде армянское войско Араратского района прекратило отступать и стало усмирять восставшие турецкие сёла. Об этом более чётко свидетельствует Э.Ханадалян: «В октябре-ноябре 1918 г. люди должны были воз­вра­­титься в свои дома. Правительство Армении назначило Нжде губернатором. Пока орга­ни­­зованная милиция вместе с 4-м[52] полком дошла до Гущи Демурчи, турки предприняли нападение, наши отступили до Давалу. Нжде, который только оправился от тифа, 20 декабря 1918 г. прибыл на фронт и сразу взял в свои руки всю инициативу ведения боя и своим исключительным стратегическим талантом и умением спас не только 4-й полк, пуле­­мёты, Давалу, но и честь Армении. За подавление восстания в Ведибасаре Нжде был награждён орденом Св. Владимира 3-й степени. Кроме того, Силикян из Гамарлу (ныне Арташат – Р.А.) телеграфирует министру внутренних дел и инспектору милиции Ара­ке­лову: «В этих боях при Ведибасаре Нжде проявил самую искусную стратегию, неустрашимость духа, чем и спас как положение, так и честь республиканской армии. Желательно, и я нахожу, что необходимо, не расформировывать милицейскую группу Нжде, а за государственный счёт оставить её в районе Баш-Гарни»»[53]. Министерство внутренних дел принимает во внимание мнение полководца Мовсеса Силикяна и назначает Нжде командиром батальона Гарни. Об этом свидетельствуют дошед­шие до нас два важных документа. Один из них, под которым подписано «Командир Гарнибасарского батальона Нжде«, – адресованная командованию теле­грам­ма от 30 марта 1919 г., в которой Гарегин Нжде докладывает, что жители шести татар­­ских сёл в окрестности Гарни возвращаются в свои сёла. Второй факт заре­гист­ри­рован приказом военного министра Республики Армения от 5 августа 1919 г.: «Командира Башгарнийского пехотного батальона Тер-Арутюняна (он же Нжде) Гарегина за годы службы с 19 июля 1919 г. в порядке старшинства перевести по званию со штабс-капитана на капитана»[54]. По положению на 30 ноября 1918 г. Нжде был поручиком[55]. Командование, кроме награж­дения Нжде высоким орденом, сочло необходимым поднять его воинское звание в течение восьми месяцев на две ступени, что в те времена делалось только в случае явных и исключительных заслуг, поскольку видавшая Сардарапат, Каракилису и Апаран армянская армия и её руководство были свидетелями сотен случаев массовых геройств храбрых и бесстрашных воинов. А это означает, что Нжде, действительно, проявил беспримерную смелость. Так что руководивший Сардарапатской битвой полководец Силикян, являющийся очевидцем массовых геройств армян, не просто так расточает похвалы в адрес Нжде, когда объявляет, что «Нжде проявил самую искусную стратегию, неустрашимость духа, чем и спас как положение, так и честь республиканской армии». Из воспоминаний Мартироса Абраамяна становится ясным, что Нжде с созданным им Гарнийским батальоном и впоследствии в Веди и в других местах продолжал активно участвовать в подавлении татарских бунтов. «В эти дни, – пишет хмбапет (вожак группы) Мартирос, – Веди стало проблемой для правительства… вышло из подчинения. Сфор­ми­ро­ван­ный Нжде Гарнибасарский батальон, в котором все были гарнибасарцы, получил приказ разоружить Агасибеклу (село Агаслу в Ведийском районе – Р.А.), Чинанкенд (ныне Урцадзор – Р.А.) и Веди. Батальон продвигался по направлению Башгарни… Если не ошибаюсь, это было в начале марта 1919 г… Спустя два дня военачальник Бек-Пирумян возвратился и составил программу нападения на Веди. На следующий день один батальон 3-го полка, батальон Нжде и моя сотня произвели атаку на Веди. К вечеру наши силы уже были у Веди… Ведийцы (имеет в виду турок-бунтарей – Р.А.) собирались уже сдаваться, как со стороны Еревана прибыл поезд, полный английскими (индийскими) солдатами… Английский представитель безапелляционно потребовал отвести войска назад… по стечению обстоятельств вновь отложился захват Веди»[56]. Вышеупомянутые документы и свидетельства дают основание безо всякого сомнения констатировать, что Гарегин Нжде с середины декабря 1918 г. по конец июля 1919 г. в составе республикан­ских войск прини­мал участие в действиях по подавлению массовых восстаний и бунтов турок, живущих в Армении. Он, по крайней мере, с 30 марта по 5 августа 1919 г. был командиром располо­жен­ного в Гарни пехотного батальона, откуда по решению бюро АРПД 4 сентября 1919 г. Парламент Республики Армения отправил его в Гохтан-Сюник[57].Осенью того же года он осуществил спасение Второго армянского полка, оказавшегося заблокированным между Араратом и Веди. Нжде со своим отрядом, состоявшим из 180 воинов, перешел в Зангезур. В середине сентября того же года по предложению местных властей 33-летний Нжде сперва был назначен командиром общего фронта Капана, Аревика (Генваз, Мегри) и Гохтана (все три вместе назывались Капаргохт[58]), а затем, в октябре, военным командованием Сюника был утвержден на должности командующего южно-восточным фронтом Сюника[59]. До отъезда Нжде в Сюник, по данным Симона Врацяна «в конце декабря 1918 г… были образованы ревкомы для замены старых властей… В начале марта Карабах и Зангезур были объединены, и был образован не зависимый от Гандзака отдельный район, руководимый районным исполкомом… Однако районная новая организация успеха не возымела, факти­чес­ки, Карабах и Зангезур существовали отдельно, оторванные друг от друга, и со временем состояние Зангезура всё ухудшалось. С одной стороны, острая тревожность в вопросе материального и продовольственного обеспечения, с другой – споры относительно земель, обострение армяно-турецких отношений, – всё это привело к необходимости создания более сильной власти. 15 августа была созвана сессия общезангезурского исполкома, на которой участвовали по 31 армянскому и турецкому депутату, из 31 сельской группы… был избран совет высших сановников из 4 человек, земельный комитет из 7 человек, губернатор, помощник, начальники районных полиций, которые и составили власть губернии под верховным контролем совета высших сановников. Председателем последнего был избран Султанов, его заместителем – Теруни… Во время заседаний исполкома страсти накалились, в частности, со стороны мусаватистов, которые стремились захватить власть. Эта борьба до крайности обострила армяно-турецкие отношения… Ситуация стала ещё более запутанной, когда турки объявили турецкую часть Зангезура не зависимой от Гориса и в селе Дондарлу образовали отдельное правительство с названием «Магометанский комитет»… Армяне из турецких районов Зангезура переселились в населённые армянами места, турки из Гориса – административного центра, переместились в турецкие районы… С наступлением весны безвластие ещё больше усилилось, в мае началось переселение: турки-кочевники собирались подняться со своими стадами в горы Зангезура. В случае удачи этого предприятия, это привело бы к неминуемой гибели зангезурцев. И вот армяне, не зависимо друг от друга, в Сисиане, Горисе, Кафане и Мегри создали местные органы, которые взяли в свои руки организацию самообороны. В начале июня… турки Гаджи-Самлу предприняли нападение на Сисиан, намереваясь… отрезать Зангезур от Даралагяза, однако были разбиты и изгнаны отсюда. Столкновения произошли и на линии Зейва-Агарак, в Мегри, турки и здесь не выдержали и сбежали в сторону Ордубада… После поражения турок по обоюдному согласию партий и организаций было решено создать Центральный Национальный Совет из 9 членов… Председателем Совета был избран мегриец М.Паронян, которого два месяца спустя в должности губернатора заменил коренной зангезурец Н.Овсепян… 6 марта 1919 г. в Горис прибыл назначенный Правительством Республики Армения общий комиссар Зангезура подполковник Арсен Шахмазян.., чья должность была полусекретной: Правительство Армении, пытающееся под давлением англичан присоединить Карабах–Зангезур к Азербайджану, своей деятельности в Зангезуре не придавало официального статуса… 31 марта созванный в Горисе общезангезурский съезд принял отставку Национального Совета, взамен по требованию народа избрал «Окружной Совет» Карабаха–Зангезура, таким способом торжественно узаконив объединение Карабаха–Зангезура и присоединение их обоих к матери-Армении… Из членов Окружного Совета был составлен Военный Совет, а из офицеров – главный штаб. В районах были назначены военные командиры: в Сисиане – Погос Тер-Давтян, в Татеве – Х. Малинцян, в Тех-Хндзореске – М. Усейнян, в Кафане – Г. Тер-Петросян, в Мегри – А. Шахбазян… 2 мая из Шуши в Горис прибыл глава английской миссии майор Мак-Мезен и потребовал от членов Окружного Совета Карабах-Зангезура следующее: 1). признать власти Азербайджана; 2). предоставить удобства для передвижения кочевников в горы Зангезура… Окружной Совет 3 мая решительно отверг предъявленное предложение… По получении этого дерзкого ответа, английский представитель спешно удалился. И к делу приступил Азербайджан… Азербайджан намеревался оцепить Зангезур с трёх высот (Шуши, Нахичевань и Шарур)… и занять Зангезур… 4 ноября зангезурцы под командованием А. Шахмазяна яростными атаками… 6 ноября обратили азербайджанскую армию в бегство. Однако Азербайджан с помощью англичан сумел нейтрализовать победы армян, и в конце ноября Зангезур вновь был под угрозой присоединения к Азербайджану. Прибывший именно в эти дни в Зангезур Гарегин Нжде очистил около 40 турецких сёл Гехвадзора… С прибытием Нжде Зангезур был очищен от внутреннего врага и остался в составе Армении… Провинция Зангезур занимала территорию в 6743 кв. км и в 1916 г. имела 226.398 жителей, из которых 95.054 армян, 110.637 турок-шиитов, 8966 турок-суннитов, 3638 курдов, 1709 русских[60]. В октябре 1919 года армянские воины под руководством Нжде – командующего южно-восточным фронтом Сюника, бросились на помощь Гохтану, ликвидировав татарский клин между Гохтаном и Мегрийским районом, а 15 ноября заняли населённое турками село в ущелье Охчи. Тогда же Нжде основал «Братство Давид-Бека»[61], девизом которого было «Во имя родины – по примеру Давид-Бека». Боевые силы Братства подразделялись на небольшие группы, называемые «гайлахумб (волчьи стаи)», из которых составлялись «гайлавашт (волчьи роты)». Для поднятия духа сюникцев Нжде стал носить одежду на манер Давид-Бека (см. известную фотографию с платком на голове). Во время действия Зангезурских войск в Шаруре, 1-8 декабря 1919 года, роты Нжде под его личным командованием, атаковали высоты, занятые противником в Гехвадзоре (Капанский район), чем предопределили успешный исход сражения. В результате победы были обезврежены 33 деревни, населенные кавказскими татарами (которые ныне называют себя азербайджанцами), откуда начинались все карательные операции против населения Сюника, Капана и Гохтана. Благодаря этой победе, открылась дорога Горис–Капан, имевшая важное военно-стратегическое значение. 19 и 23 января 1920 года, Нжде со своими воинами, перейдя в наступление в Баргушате и в районе Акяру, перейдя в контрнаступление, освободил 80-100 сел, защитив от физического уничтожения бóльшую часть армян Кафана, а также Генваза и Гохтана[62]. Командование, принимая во внимание исключительную храбрость, мужество и беспримерный стратегический талант Нжде, проявленные в Зангезуре и Гохтане, 14 февраля 1920 года производит его из капитана сразу в подполковники и ходатайствует перед военным министром Республики Армения о присвоении ему звания полковника[63]. Правительство Республики Армения удовлетворяет это ходатайство и в апреле-мае того же года присваивает ему это звание[64]. В этот период Нжде со своими ротами вступает в Арцах, берёт на себя защиту Дизака, нейтрализует опасность, грозившую войскам Дро с правого фланга[65]. Однако, когда в конце мая 1920 г. Республика Армения под давлением России вынужденно выводит свои воинские части из Арцаха, а затем, согласно русско-армян­с­кому договору, заключенному 10 августа в Тифлисе, и из Зангезура, и оба эти края сдаёт Азербайджану, Нжде полностью берёт на себя самооборону всего Сюника, чтобы предотвратить расчленение своей родины. На собрании, состоявшемся по инициативе Гарегина Нжде 25 августа того же года в церкви Капанского села Каварт, церковь благословила его на роль «коман­дира-диктатора военных сил Капана, Генваза, Гохтана и Багаберда». Бойцы самообороны перед огромным множеством собравшихся в церкви людей поклялись именами великих исторических героев Давид-Бека и Мхитара Спарапета «до последнего вздоха оставаться преданными делу освобождения своей родины и своему командиру Нжде»[66]. После советизации Армении, на I Татевском съезде, состоявшемся 25 декабря 1920 года, Сюник был провозглашен автономией. Это была парламентская демократическая республика, опиравшаяся на Конституцию, созданную под редакцией Гарегина Нжде (она была не только первой армянской, но и первой реально действующей демократической конституцией XX века для всех находящихся в заточении на всей территории комму­нистической империи народов и стран). На съезде, который фактически стал одновременно и учредительным собранием, участвовало в общей сложности 118 человек: делегаты из 69 сел Зангезура, 15 пред­ста­ви­те­лей районного совета губернии и сам Гарегин Нжде. Съезд утвердил представленную на обсуждение но­вую Конституцию. На нём было принято единогласное решение до вос­со­е­ди­нения с матерью-Арменией в Зангезуре временно объявить само­управ­ление, а Нжде про­воз­гла­сить «Спарапетом Сюника» и главнокомандующим армянской армии, пре­до­ста­вив ему полномочия по решению всех вопросов, связанных с самообороной края[67]. На II Татевском съезде, состоявшемся 26 апреля 1921 года, в работе которого принимали участие 95 делегатов от 64 сел, была провозглашена Республика Лернаайастан (Горная Армения – Р.А.). Она вклю­ча­ла в себя Арцах, Гохтан, Сюник и Зангезур. Съезд единогласно присвоил Нжде звание генерала, наградил железным орденом «Хуступский орел» и уполно­мо­чил его сформировать новое правительство. В правительственном кабинете, состоящем из семи человек, 35-летний Нжде принял на себя обязанности председателя, министра воору­жён­ных сил и министра иностранных дел[68]. Просуществовавшая свободной в течение всего шести с половиной месяцев территория Республики Лернаайастан, при своём создании имела около 6000 кв. км, и в результате присоединения 15-17 июня 1921 г. освобожденного Вайка (включая освобождённые ещё в середине января 1921 г. районы Дизак и Варанда Арцаха), по моим расчётам, достигла более 10 тысяч кв. км. После поражения Февральского восстания, открыв­ше­е­ся в Горисе 31 мая 1921 года совместное заседание «Комитета спасения отчизны» (пред­се­да­те­лем которого был Симон Врацян) и Республики Лернаайастан, на следующий день, 1 июня, провозгласило Респуб­лику Лернаайастан состав­ной частью Ар­ме­нии и назначило Симона Врацяна предсе­да­телем правительства, а Нжде – во­ен­ным министром. Гарегин Нжде был категорически против решения об объявлении Республики Лерна­ай­астан Ар­ме­нией, а также был не согласен с составом правительственного кабинета. Со склонов горы Хуступ, 9 октября 1920 г. Гарегин Нжде со своими 25-30[69] сорат­ни­ка­ми, возобновив борьбу против превосходящих во сто крат русско-турецких сил, за 45 дней очистил эту территорию от врага. Руководя в 1919-1921 гг. борьбой за свободу Зан­ге­зура, он не знал поражения. Нжде, ставший легендарной личностью как для своих соратников, так и для против­ника, обладая в сто раз меньшим чем у противника количеством воинов, оружия и боеприпасов, освободил около 200 деревень, фактически вывел из строя 11-ю Красную армию, потеряв при этом примерно 22-28 человек – против 15000 погибших и 7000 взятых в плен из стана противника. Об исключительных военных способностях Нжде, как выдающегося стратега и вое­на­чаль­ника, говорит тот факт, что путь от капитана до генерала он прошел менее чем за год и 9 месяцев. А все свои военно-политические победы, от битвы при Каракилисе до создания независимого Сюника и Республики Лернаайастан, он одержал в возрасте от 33 до 35 лет. Благодаря изгнанию с этой территории страны турко-большевистских захватчиков, сподвижники Нжде не позволили России осуществить русско-турецкую программу уничтожения Армении и не дали стереть её название с лица земли, то есть по примеру Арцаха и Нахичевани, насильственно присоединить Зангезур к Азербайджану и ликви­ди­ровать Республику Армения, как территориальную единицу, как было запланировано Русско-турецкой сделкой 16 марта 1921 г. Действительно, если бы и Зангезур был на­силь­но присоединён к Азербайджану, тогда Лори, объявленное Грузией «нейтральной зоной», должно было по примеру Джавахка быть присоединено к Грузии, после чего территория Республики Армения едва составила бы 10 тысяч кв. км. В этом случае Армения не получила бы статуса республики, и наша страна в лучшем случае могла бы стать лишь одним из автономных образований России. В начале апреля 1921 года большевики вновь отменили независимость Армении и стали повсеместно истреблять национальные силы и интеллигенцию, в особенности воинство. 31 мая 1921 года начавшееся в Горисе совместное заседание созданного «Комитета по спасению Родины» и Республики Лернаайастан 1 июня объявило Лернаайастан Арменией, Симон Врацян был назначен премьер-министром, а Гарегин Нжде – военным комиссаром. По свидетельству самогó Нжде, единственным ошибкой в те дни было объявление Лернаайастана Арменией, что произошло против его воли. После этого шага получившие спасительное убежище в Лернаайастане более 5000 обессиленных военных и деморализованный штаб ликвидировали демократическую власть и победоносную армию. Гарегин Нжде, который с самого начала был против переименования Лернаайастана, в своих отправленных в эти дни письмах Р. Тер-Минасяну, С. Врацяну и другим, называет ситуацию бедственной:  «Дорогой Рубен.., последнее позорное действие, произведённое войсковой частью турецких армян, а именно, переход целой группы на сторону врага, почти сломало хребет  Лернаайастана и мой тоже. То, что ты придаёшь малую важность этому непомерному предательству, приводит меня в неописуемую ярость… (Гарегин Нжде, Письма, Ереван, 2002г., стр. 19,23). В письме, адресованном зампредседателю Правительства Армении, г-ну А. Ованнисяну, Г. Нжде пишет: «Ереванская воинская часть, которая Вашим правительством была предоставлена в распоряжение нашему воинскому командованию, вместе со своим руководством стало орудием по разложению и дезертирству. В воинской части абсолютно отсутствуют дисциплина и боевой настрой. С каждым днём ширится психология дезертирства, благодаря действиям ереванского командования… Ответственность за падение Лернаайастана целиком ляжет на правительство Армении и на командование ереванской воинской части». (Гарегин Нжде, Письма, Ереван, 2002г., стр. 25). Симон Врацян пишет: «Дорогой друг, я до глубины души уязвлён и оскорблён неслыханным предательством Ереванских войск и их командованием. Я… не ожидал от ереванской воинской части совершения чудес, так как хорошо был знаком с 90%-ым пораженческим настроем её командиров… Воинская часть, достигающая 3000 человек, после нашего успеха в Вайоц Дзоре, напуганные слабым контрнаступление врага, переходит на сторону красных…» (Гарегин Нжде, Письма, Ереван, 2002г., стр. 34)… «Симон, дорогой друг, пойми, что если бы я знал, что объявив Лернаайастан Арменией, оба правительства механически объединят… и зампредседательство передадут другому, повторяю, что если бы даже я предполагал такое, я бы попросил тебя и правительство Армении оставить Лернаайастан в своём прежнем статусе. Объявление Сюника Арменией – было тяжким политическим преступлением…  Всего несколько дней назад, народ Сюника на съезде в Татеве объявили своего Спарапета диктатором и вдруг Лернаайастан – Армения, правительство – правительство Республики Армения, вместо шести министров – одиннадцать,  вместо двух десятков должностей только в  Горисе – их около двухсот, и так далее, и так далее… Сегодня люди говорят мне и пишут следующее: «Что за это правительство, зампредседатель которого, не выясняя мнения Спарапета, начинает переговоры с численностью в 2000 вооружённых кочевников Минкенда и армянскими чеками на 50 000 000 рублей сдаёт врагу самые важные военные точки Сисиана, и тем самым даёт ему широкие возможности связаться с турками из Нахичевана, ускоряя падения Даралагяза и Сисиана и подвергая опасности общее военное состояние  Лернаайастана? Для чего нам нужно число должностных лиц, доходящих до двухсот, одна часть которых уже начала воровать, присваивать, и от безделья играть весь день в нарды и в карточные игры… и офицеры и солдаты… крадут, продают… были даже случаи изнасилования молоканских женщин, и эти сволочи остались безнаказанными, невзирая на то, что Спарапетом был дан приказ расстрелять одного, двух… Наша страна, объявленная Арменией, станет подобной Армении. Надо страну вновь объявить Лернаайастан, сменить правительство, и потребовать от Спарапета объяснения о злоупотреблении доверия и веры народа, и т.д. и т.п.» Вот о чём  думали и говорили многие, как критиковали и выказывали горечь и недовольство… Моё положение было весьма тяжёлым. Я видел, как погибала страна. Я стоял перед дилеммой: народ или правительство. Становясь на сторону народа, и пока в стране имется незначительное количество боеприпасов, у меня мог быть 90%-й шанс спасти ситуацию…» (Гарегин Нжде, Письма, Ереван, 2002г., стр. 38-40). Большевики были так напуганы Гарегином Нжде, что даже после всего этого, когда наша армия в Лернаайастане была почти полностью дезорганизована, они опять были вынужден остерегаться Нжде и исполнять часть его требований… Это было так, поскольку Гарегин Нжде был против «дьявольского государства» («дивапетутюн» – его неологизм) он был единственным мятежным военачальником во всей империи, от которого в 1919-1921 гг. большевики потерпели позорное поражение и были вынуждены считаться с его требованиями… Зангезурская освободительная борьба имела также региональное значение. а) достославностью Гарегина Нжде была предотвращена программа непосредственного связывания Турции с Россией через Кавказ, а по сути, пантюркистской программы объединения Азербайджана с Турцией, в случае осуществления которой геополитическая картина Кавказа, а, может, и всей российской империи была бы совершенно иной. б) благодаря освободительной борьбе Зангезура, Персия освободилась от неизбежного большевизма, чем и спаслись от  большевистской эпидемии вся Передняя Азия и Индия. в) организованная и возглавляемая Гарегином Нжде битва в Каракилисе (ныне Ванадзор) не только имела основную роль в восстановлении независимости Армении, но и спасла Грузию от неминуемогой военизирования со стороны Турции. г) в 1918-1921гг. против большевистского злодейского государства восстали нескольких наций: русские, украинцы и другие. Однако армия, называемая красной, в течение нескольких дней и недель жестоко подавила вспыхнувшие недовольства. Из восставших против большевиков десятков наций только армянам удалось одержать победу и на срок более пяти месяцев восстановить свою независимость… «Первую пулю против красной армии, выпустил мой солдат, – пишет Нжде, – будучи последним и во всей России, и в Закавказье, кто оставил поле боя. Это мои народные роты разбили, разоружили и пленили почти все воинские части XI красной армии и, вопреки заключённому между правительством республиканской Армения и Москвой договору, силой оружия моя народная армия навязала свою волю: присоединение Сюника к Армении». Эта грозная империя понесла поражение лишь в Лернаайастане Гарегина Нжде и Армянской Республике. Притом, только Гарегину Нжде удалось заставить красную Россию сесть за стол переговоров с Лернаайастаном и, самое главное, хотя бы притворно  сделать вид отказа от претензий передачи Азербайджану Зангезура, Арцаха и Нахичевана. Следует отметить, что блестящие военные и политические успехи Гарегина Нжде были обусловле­ны в немалой степени и исключительным ораторским талантом, благо­даря которому ему удавалось воодушевлять людей и вести их за собой на самые, каза­лось бы, неосу­щест­ви­мые и рискованные военные операции. В этом смысле Гарегина Нжде без всяких сомнений можно причислить к ряду выдающихся мастеров ораторского искусства XX века. Заручившись гарантиями руководства Советской Армении относительно сохранения Сю­ника в составе Армении, Нжде 12 июля 1921 года перешел реку Аракс и на некоторое время остановился в персидском селе Мужамбар, в большинстве населенном армянами. Примерно через месяц перебрался в Тавриз. К тому времени против него была начата беспрецедентная клеветническая кампания, зачинщиками которой были большевистские тайные агенты, а также те члены объединенного правительства Республики Армения и Республики Лерна­айастан (вице-премьер Аршак Ованесян, министр по снабжению продовольствием Г.Тер-Акопян, Епрем Саргсян и прочие), бездарность деятельности, ошибки и преступления кото­­рых Нжде не раз публично осуждал. Было направлено множество «жалоб» в органы АРПД и председателю правительства Симону Врацяну, по предло­же­нию которого 19 ию­ля Высшей судебной инстанцией АРПД на Гарегина Нжде было заве­дено судебное дело. Ему в основном было предъявлено обвинение в «споспешествовании падению Республики Лернаайастан». Судебный процесс начался 24 июля 1921 года, а 29 сентября был вынесен при­говор[70]. Нжде представил суду и Центральному комитету АРПД Атрпатакана подроб­ное объяснение относительно причин падения Республики Лерна­ай­ас­тан. В ходе допроса, состоявшегося 4 сентября 1921 года, он аргументировано доказал беспочвенность предъяв­ленных ему обвинений, однако партийный суд постановил: «Исключить Нжде из рядов пар­тии Дашнакцутюн и вынести его дело на рассмотрение предстоящего 10-го съезда пар­тии»[71]. Состоявшийся в Вене в апреле-мае 1923 года партийный конгресс, затем 10-й съезд (17 ноября 1924–17 января 1925 года), вновь подробно обсудив предъяв­лен­ные обвинения, выслушав свидетелей и ознакомив­шись с аргументацией Нжде, восстановили его в рядах партии[72], приняв следующее решение: «Повстанческие движения в Зангезуре и их продолжение имело исключительное значение с точки зрения: отрезвления большевиков, умерения пыла их тирании; после Февральской революции обеспечения тыла для армии, отступающих сорат­ников и беженцев и осуществления их перехода в Персию; присоединения к Армянской Республике всю провинцию Зангезур; укрепления политической позиции нашего вопроса во внешнем мире»[73].   Гарегин Нжде, обобщая проведённые им в течение двух лет бои в Сюнике, пишет: «На начальном этапе битв, длившихся два года, было необходимо спасти армян Сюника от турецко-татарской опасности. На втором этапе – в дни Самостоятельного Сюника – нуж­но было спасти Армению от смертельной ампутации [присоединением к ней] страны Сюник, которую Москва передала Азербайджану. На третьем этапе – в годы существо­ва­ния Республики Лер­на­айастан – надо было психологически подталкивать и сделать стратегически возможным февральское восстание в Армении, а затем стать мостиком спасения для армянской интеллигенции, едва избежавшей свирепости большевизма. Борьба Сюника за существование, загадку бес­преце­дентного успеха которой нужно искать в храбрости наших Давидбековских рот и в выпестованной нами и незнакомой для наших врагов стратегии, имела место в тяжёлых условиях, опровергающих возможность ведения современных актуальных битв… Моя народная армия побеждала всегда и морально: вынуждая своих врагов чувствовать уважение и восхищение по отношению к армянскому оружию. Татары, которые ощутили тяжесть пяты моего воина на пороге своих примерно двухсот сёл, «признались бы искренне в своём поражении и побеге». Турки заговорили о «храбрости армян». Соседи – персы назвали наши битвы «большими геройст­ва­ми». Для Красной армии мы стали «старыми волками, которые хорошо знакомы с воен­ным искусством»… «Московские газеты, – как писал С.Врацян, – считают, что битвы в Республике Лернаайастан были геройскими и вызывающими удивление»… Руководимая мною армия была не республиканской армией, а это был просто народ-строитель, который кроме оружия был вынужден использовать и своё орало и серп»[74]. «Без надежд на помощь извне, – по другому поводу пишет Нжде, – Лернаайастан, пренебрегши превосходство противника в числе и технике, тягается с ним целый год и с необыкновенной удачей разбивает и берёт в плен русские, татарские и османские военные части, жертвы которых составляют порядка 12 тысяч погибших, 3-4 тысячи пленных, более 200 пулемётов, пушек, знамён, боеприпасов и других военных трофеев… Русские войска, запуганные и ошарашенные стихийными ударами со стороны Лернаайастан, сочли эту страну непобедимой и отказались воевать с ней, и их сотнями арестовывали и расстреливали их же командиры, как это и имело место в Горисе в прошлом году (1920 г. – Р.А.). Одно знали о Сюнике магометане, татары и османцы: то, что он непобедим, что этой стране помогает Бог, для неё всё позволено, она всех побеждает и тому подобные легенды. Эдифы и халиф-паши, Нури и принц Каджар, генералы Мехмандаровы и Шихлинский создали это мнение о Зангезуре. Все эти военачальники и паши взялись испытать свою судьбу, попытались захватить Сюник, однако им всегда приходилось отступать в Агдам и Баку. А когда мы наступали, нам всегда улыбалась судьба, и удача всегда была с нами, и мы побеждали. Известное ущелье Гехвадзор, некогда Багац еркир[75], которое армяне Сюника называли семиглавым драконом, потому что это преступное ущелье в течение последних восьми лет держало в ужасе и страхе семь армянских районов (ущелья Гохтана, Охчидзора, Генваза, Кафана, Татева и Дарабаса, а также Сисиан), отступило перед моими бочками со взрывчаткой и горными боями, предпринятыми в стихийной форме. После этой неожиданной удачи, когда уже была создана желательная для меня психологическая атмосфера, один за другим мы очистили турецкие районы Баргушат, Акяру, Ханлги, Чвандур и Гохтан… – более 160 сёл. Вот как были созданы Новый Сюник и мнение врагов о непобедимости этой страны… Во всех сёлах Республики Лернаайастан были сформированы Давидбековские ухты, народные роты, в которых от каждого солдата требовалось обладать высоким патриотизмом, самоотверженностью, строгостью, рыцарством, мужеством и готовностью к принятию геройской смерти. Во всех сёлах были соо­ружены цитадели, которые назывались именем того или иного национального героя или мученика: Хечоаберд, Керыаберд… Приказ к бою ротами воспринимался как призыв к пиршеству или кутежу, и по тому или иному направлению вооруженные силы страны продвигались с невиданным воодушевлением. Искусство битвы и победы, своей новой и стихийной формами, усваивалось всеми. Выйти на поле битвы означало победить, потому что в течение двух лет сюникец не претерел ни единого поражения. Для этой народной армии не существовало трудности, которую невозможно было бы преодолеть. В середине смертоносной зимы эта армия… входит в Гохтан и разрушает 12 сёл врага, чем и создаётся стратегическая возможность для горстки народа Гохтана остаться на своей земле. Нжде отходит на десять вёрст от своей базы, срывается со своей родины и приходит на помощь братскому Карабаху, обеспечив дело его само­обо­роны, и в последний момент облегчает отступление араратских войск. Из-за неимения в последние три года связи с внешним миром, народные роты Сюника, как и весь народ, жили впроголодь, полуголыми и зачастую босыми, но, тем не менее, в этой стране не было слышно ни ропота, ни недовольства. Вооружённые сельчане были весьма далеки от кастовой армии, но сознательная дисциплина у них была образцовой. Ротный и воин в бою были командующим и командиром, а в мирных условиях – товарищами-едино­мыш­лен­никами. Бойцы, как и весь народ, любили и уважали своих руководителей, поскольку видели, что последние жили той же тяжкой и простой жизнью. Зарплаты не было, материального вознаграждения не получал ни солдат, ни ротный. Вознаграждение представителей командования было лишь моральным: любовь народа и военнослужащих. В стране было объявлено военное положение… И не было никакой лишней должности, не связанной с трудом и созиданием. И не было ни одного должностного лица, которое бы не пользовалось доверием народа. Обеспечение физического существования народа и его независимости – вот та наивысшая цель, к которой так единодушно стремились все слои населения. Вот, в общих чертах свободный и независимый Сюник, до второго падения Араратской Армении и вступления в неё беженцев»[76]. С 1922 по 1944 годы Нжде проживал в Болгарии, в Софии, занимался политической, общественной и национальной деятельностью, был членом Балканского комитета АРПД, в 1932 году участвовал в работе 12-го общего съезда партии[77], на котором предложил создать молодежную организацию. По решению общего съезда Нжде в качестве деятеля отбыл в США, где 14 января 1933 года в Бостоне основал организацию «Ухты Цегакрона[78] АРПД», которая в июле 1941 года была переименована в «Армянскую молодежную дашнакскую организацию». Осенью 1934 года он возвратился в Софию и в 1935 году женился на Эпимэ Сукиасян. Вскоре из-за существующих ещё с 1926 года многочисленных разногласий с предста­ви­телем бюро АРПД Рубеном Тер-Минасяном, а также не сумев вынести начатую под предлогом нарушения партийной дисциплины тем же Рубеном Тер-Минасяном неспра­вед­ливую акцию против движения «Цега­кро­н» и против него лично, Нжде в 1937 году вышел из партии Дашнакцутюн[79]. Позже бюро пригласило Нжде в Каир, в свой Центр и предложило примириться с Рубеном и взять обратно своё заявление об отставке. Однако примирение не состоялось, поскольку основное разногласие было идеологи­чес­ким: о том, каковым должно быть отношение к Турции[80]. Тер-Минасян думал, что жела­тель­но найти общий язык с Турцией, и считал это возможным, а по мнению Нжде, «любое согласие с Турцией приведёт к катастрофическим последствиям»[81]. После выхода из партии он по замыслу своего ближайшего сподвижника и едино­мыш­ленника, одного из крупнейших деятелей армянской философской мысли первой половины ХХ века, доктора философии Айка Асатряна, и вместе с ним в 1937 году основал движение «Таронаканутюн». Обе теории – Цега­кро­нутюн и, в особенности, Таронаканутюн – базировались на разработанной в средние века князьями Мамиконянами военно-патриотической идеологии, называемой Ухт Мамиконянов, разработанной в V-VIII века на основе возникшего в период «золотого века» Армении нашего ВЕКОВЕЧНОГО и НЕУВЯДАЮЩЕГО, способствующего целостности нации христианского учения Айадаванутюн (Армяноисповедание)[82]. Национальной религией армян, которая была и остается национальной идеологией, является восходящее к патриарху Ною вероучение Армянской Апостольской Святой Церкви – Айадаванутюн, основанной св. Григором Просветителем. Армяноисповедание включает в себя систему самообороны Ухт Мамиконянов, затем в эпоху армянского золотого века развитую и упорядоченную святыми переводчиками, св. Варданом – Вардананцами, Гевондянцами, Атомянцами и другими выдающимися деятелями, которые обработали, упорядочили, развили систему самозащиты армянского христианства, которую в 8-м веке Мушег Мамиконян и его сподвижники, обобщив, назвали «Ухт Мамиконянов». Таким образом, теория и цегакронутюна и, особенно, таронаканутюна были основаны на военно-патриотической идеологии, развитом в армянском Золотом веке ИЗНАЧАЛЬНОМ и ВЕЧНОМ христианском учении, сохраняюшим нацию, под названием Ухт (Завет) Мамиконянов. Эти организации ставили целью, во-первых, не дать развиться в армянской молодежи отчуждению, во-вторых, поддерживать в ней боевой патриотический дух – неотъемлемые качества характера наших предков, в частности, армянского нахарарского рода витязей Мамиконянов, сильную волю, смелость и готовность отдать свою жизнь за родную землю[83]. В начале Второй мировой войны, когда Германия одерживала победы на всех фрон­тах, Гарегин Нжде стал сотрудничать с властями этой страны, преследуя цель уберечь ар­мян­скую эмиграцию от участи евреев, оказать помощь армянским военнопленным и, наконец, самое главное, – в случае захвата немцами Закавказья не только предотвратить воз­можное вторжение Турции в Советскую Армению, но и по возможности при по­мо­­щи Германии вос­ста­но­вить независимость Армении. (Дело в том, что в 1943 г. со сто­ро­ны руководящих кругов Германии распространялись слухи о том, что скоро разразится не­мецко-турецкая война. Руководящие круги армянства спюрка, в том числе и Нжде, призывали ар­мян готовиться к этой войне: для освобождения Турецкой Армении с помощью Гер­мании[84]). Между прочим, попытки Нжде установить связи с советами в начале войны под­тверж­дают его неопубликованные свидетельства. Так, например, в одном из своих свиде­тель­ских показаний, написанном в 1944 г. в советской тюрьме, по-видимому, в октябре, Нжде отмечает: «Через доктора Дуда, руководителя немецкого учреждения в Софии, мы обра­ти­лись к немцам с просьбой в случае начала войны с Турцией оказать поддержку армянам и попросить правительство Советского Союза укрепить позиции армян на Кавказе. С этой же целью, мы через профессора Белова, доктора Сакарова, генерала Артишевского и Г.Кирова попытались установить связь также и с советским посольством в Софии. Нео­жи­дан­­но вспыхнула советско-германская война и для армян образовалось опасное состоя­ние»[85]. Ещё одно свидетельство, в котором Нжде более чётко представляет своё наме­ре­ние: «Мои попытки установить связь советским посольством в Софии были про­дик­тованы моим единственным желанием расширить границы Советской Армении. Для этого я хотел целиком предоставить самого себя в распоряжение командования… С самого первого дня войны я предоставил себя в распоряжение командования военного министерства Болгарии, предложив использовать мои возможности в случае войны против Турции»[86]. Именно из этих соображений он вошел в состав создан­ного в Берлине 15 декабря 1942 года Армянского Национального Совета, (действовавшего до ноября 1943 года), председа­те­лем которого был профессор Арташес Абегян из Берлин­с­кого университета имени Фрид­­риха Вильгельма (впоследствии коммунисты переименовали его – имени Александра фон Гумбольдта), заместителем председателя – Абрам Гюльхан­да­нян, членами являлись Альф­ред Мурадян, Давид Давидханян, секретарем был Арутюн Багдасарян[87]. Нжде был назначен заместителем редактора официального печатного органа Нацио­наль­ного Совета – газеты «Азат Айастан (Свободная Армения)» (главный редактор – Абрам Гюль­хан­да­нян)[88]. После 1941 г., когда для спасения Англии от германо-советского союза Черчилль сумел натравить эти две страны друг против друга, Нжде сотрудничал с нем­цами, поскольку Германия в этот период одерживала победы на всех фрон­тах. Однако суть сотрудничества Нжде с Германией состояла не в вооружённой борьбе против советов, а в том, чтобы посеять семена недоверия к Турции и таким образом разорвать германо-турецкий союз, чем становилось бы возможным лишить Турцию пантюркистских устремлений заблокировать через Армению Кавказ. Однако в 1943 году, когда победное шествие германской армии было остановлено и бы­ла предотвращена опасность германо-турецкого альянса, Нжде отказался от сотруд­ни­чества с Германией. Более того, после всеобщего поражения немецких войск, когда линия фронта переместилась к Восточной Европе, Нжде стал искать пути для сотрудничества с Со­ветами, которые не скрывали от международной общественности своих намерений относительно вторжения в Турцию. Проявив необычную, несравненную и по тем временам для многих непостижимую политическую дальновидность, его абстрагирующее мышление пред­ви­дело, что советская империя – явление временное, а посему необходимо подняться над преходящей действительностью и увидеть неизбежно надвигающееся грядущее, всячески помочь, чтобы исходя из своего стремления к расширению своей территории тя­ну­щаяся к Ближнему Востоку коммунистическая империя присоединила Западную Арме­нию к Советской Армении. Причём, Нжде считал нереальной роль США и Англии в рассматриваемый период в вопросе присоединения Западной Армении к Армении, считая, что Запад не только не поможет подобным шагам, но и, по всей видимости, станет препят­ст­вовать этому под предлогом защиты интересов Турции для нейтрализации терри­то­риальных устремлений Советов. Стремясь повторить свой поступок 1914 г. (в то время Нжде получил от российского государства разрешение вернуться на Кавказ и вести борьбу против Турции), находив­шийся в подполье Нжде сразу после того, как советские войска заняли Болгарию, письмом от 9 сентября 1944 года предложил своё участие в готовящейся Советским Союзом против Турции военной операции. Советы пореко­мен­довали ему отправиться в Москву и лично представить центру свои наме­рения. При этом, однако, тайно был уже подготовлен приказ об аресте Нжде. Советская служба контр­разведки «Смерш» (русская аббревиатура от «смерть шпионам») при помощи армянских осведомителей арестованного болгарской полицией Нжде 10 октября 1944 года в сопровож­дении сотрудника «Смерш», Ильи Бегларяна, самолетом перебросила через Бухарест и Краков[89] в Москву и заключила в тюрьму на Лубянке. Затем его держали с октября 1944 года до ноября 1946 года в московской тюрьме, а с 14 ноября 1946 года[90] до марта 1948 года – в Ереванской тюрьме, подвергая многочисленным пыткам и истязаниям. За этот период его непрерывно подвергали допросам (около 30 допросов в Москве и 80 в Ереване). И на основании дела, сфабрикованного органами госбезопасности, 24 апреля 1948 года его приговорили к 25 годам лишения свободы по обвинению в антисоветской деятельности и сотрудничестве с Германией[91]. Написанное им 10 января 1948 года письмо Сталину не оставляет никакого сомнения в том, что в Болгарии Советы действительно обещали Нжде сотрудничать с ним от имени наивысшего руководства – самого Сталина, а после, именно по его ука­за­нию, подвергли аресту. «Я не ожидал двух вещей, – пишет Нжде в этом письме, – во-первых, что меня арестуют после того, как я остался в Софии, чтобы найти общий язык с советскими властями, и, во-вторых, что меня представят к суду. Наряду с судебным кодексом и превыше него существует неписаный рыцарский закон, в случае пренебрежения которым исчезает любое доверие между людьми и народами. Проанализировав психологию совершённого мной рыцарского поступка, нельзя было отказать в справедливом отношении ко мне… Не думаю, что найдётся много людей, которые повели себя так же, как я… Не покидая Софию, я проявил высокий патриотизм и искреннее желание примирения с советскими властями… Я остался, исходя из доверия к Вам… Верю, что на моё рыцарство мне ответят по-рыцарски». Написав «я остался, исходя из доверия к Вам», Нжде имел в виду именно то обстоятельство, что ему в Софии дали обещания от имени Сталина[92]. После ареста Нжде, весной 1945 года его жену и сына сослали в болгарский город Павликен, где 24 февраля 1958 г. Эпимэ скончалась от туберкулёза. Сукиас–Вреж Тер-Арутюнян после демобилизации из армии в 1960 г. поселился в Софии и, как сын Нжде, вплоть до середины 80-х постоянно преследовался властями[93]. С начала августа 1948 г. по март 1952 г. Нжде держали во владимирской тюрьме, 6 марта 1952 г. его вновь перевели в ереванскую тюрьму, а затем 16 марта 1953 г. опять вернули во владимирскую тюрьму[94]. В разные периоды он был заключён в московские тюрьмы: Бутырку, Лефортово, Красную Пресню; при переводе из Еревана во владимирскую тюрьму на короткое время оставался в тюрьмах Баку, Саратова, Самары (в то время – Куйбышев), Ростова, до своей смерти его продержали в течение года в тюрьме и больнице в Ташкенте. В течение 10 лет ему не позволяли ни писать письма, ни получать их. Письма разрешили писать только с 5 мая 1954 г., вначале раз в месяц, затем четырежды[95]. По дипломатическим документам видно, что ещё по положению на 25 мая 1947 г. его здоровье серьёзно пошатнулось, его одолели сразу порядка десяти заболеваний. В меди­цин­ском заключении от 25 марта 1952 г. за подписью начальника санитарного отдела МГБ АрмССР подполковника медслужбы М.Мелик-Пашаева, невро­па­то­лога амбулатории и санотдела того же министерства капитана медслужбы А.Чмшкяна, врача внутренней тюрьмы МГБ подполковника медслужбы Г.Окоева отмечено: «Жалобы заключённого Г.Е.Тер-Арутюняна: общая слабость, посто­ян­ные головные боли, в частности, при любых физических движениях, потеря памяти, мелькание чёрных кругов перед глазами, боли в руках и ногах, главным образом левой ноги, потеря равновесия при ходьбе, шум в ушах, плохая слышимость левым ухом, боли в области жёлчного пузыря и печени, тревожный сон, сильные головные боли при пробуждении. Постоянные боли в области сердца и левой руке, тремор пальцев левой руки. Болел брюшным и сыпным тифом в 1914 г., туберкулёзом – в 1914 г., малярией и ревматизмом в 1912 г. При обследовании внутрен­них органов обнаружено следующее: отсутствуют 14 жевательных зубов, дёсна вокруг остальных 4 зубов обнажены. В лёгких сухие хрипы, дыхание ослабленное, границы сердца увеличены с двух сторон на два поперечных пальца с обеих сторон, тоны глухие, пульс 88 ударов в минуту, артериальное давление 250/100. Печень увеличена на два поперечных пальца, выступает из-под ребёрной дуги, область жёлчного пузыря болезненна при пальпации. Заключение: Г.Е.Тер-Арутюнян страдает гипертонией, общим атеросклерозом, миокардиосклерозом, хроническим воспалением печени и жёлчного пузыря, хроническим ревматизмом и хроническим колитом»[96]. В.Овсепян в своей книге приводит более обширное заключение за подписью Окоева, отмечая, что данный документ находится в деле Нжде, однако ни в одном из четырёх томов этого дела подобного документа нет. От этого множества болезней в 1954 г. его здоровье ухудшилось до такой степени, что руководство тюремной больницы приняло решение о его досрочном освобождении из тюрьмы. Из письма, датированного 16 июня 1955 г., узнаём: «Три дня тому назад меня повели на рентген, и выяснилось, что в левом лёгком есть туберкулёзный очаг… Имея одновременно гипертонию, склероз, будучи сердечником и лёгочным больным, и это в придачу – уже слишком». В написанном 24 августа 1955 г. письме он пишет: «Вы хотите знать, какие у меня болезни? Вот они: гипертония второй степени, склероз той же степени, эмфизема лёгких и кардиомиопатия. Я уже писал вам, что меня комиссовали и пред­ста­вили к досрочному освобождению[97]. Но у меня есть предчувствие, что не осво­бодят. Поэтому прошу, если суд меня не освободит, обратитесь к министру внутренних дел АрмССР, чтобы меня перевели в Закавказье, поскольку мне, как южанину, там будет легче приспособиться к климату, легче будет дышать. Здесь, в Средней Азии, у меня – гипертоника и сердечника – постоянно возникают приступы удушья». Во второй раз в Ереван Нжде привезли 16 марта 1952 г. По свидетельству его сока­мер­ника Ованеса Деведжяна, Нжде в заявлении, направленном советскому руководству, предложил своё посредничество «в создании понимания и сотрудничества между Дашнак­цу­тюн и советскими властями»[98]. Фактически, Нжде был единственной политической личностью, который в начале войны пытался одновременно найти связи как с Гер­манией, так и с советами, преследуя одну цель – добиться того, чтобы одной из задач советско-гер­манского союза было разделение Турции между Германией и Советами, то есть присое­ди­нение Западной Армении к Советской Армении[99]. Самым неожиданным и абсолютно непонятным представляется то, что он, абстрагировавшись от жуткой реаль­ности, пренебрегши своими страданиями, как свидетеля и мученика, те же действия, с той же отправной точкой и в том же объёме продолжал и в советских казематах, во имя достижения светлого будущего своей страны. Доводы и обоснования Нжде были настолько убедительными, что полковник А.Корх­ма­­зян – председатель КГБ в 1952-53 гг. – в начале 1952 года в своём письме зам. пред­се­да­телю КГБ С.Савченко отмечал: «Тер-Арутюнян уже несколько раз предлагал нам свои возможности в деле борьбы против Турции. Учитывая его высокий авторитет в зарубежных националистических кругах и патриотических объединениях, считаем, что он сумеет осуществить свои предложения, используя также созданные им в ряде зарубежных стран националистические организации Цегакрон и Таронаканутюн. Для разработки мероприятий по использованию возможностей Тер-Арутюняна считаем целесообразным перевести его в распоряжение КГБ АрмССР». Подобное письмо отправил в Москву 4 января 1947 г. и министр КГБ Армении Хримян[100]. После многочисленных переговоров и дискуссий с председателем КГБ Армении и другими официальными лицами относительно данного вопроса, Нжде с Деведжяном 12 марта 1953 г. из тюрьмы отправили письмо С.Врацяну[101]. В это время, из сопоставления устных свидетельств сотрудников органов госбезо­пас­ности, приставленных к Нжде, с письменными свидетельствами Ованеса Деведжяна, вы­яс­няется, что «советские власти не намерены иметь дело с каким-либо дашнакским от­вет­ст­венным органом, а предпочитают иметь дело с кем-нибудь из ответственных лич­нос­тей». Подполковник запаса Вардан Мелкумов (скончался в 2003 г.), произведший в 1947 г. в ереванской тюрьме допрос Нжде, свидетельствует, что Нжде с Деведжяном были поме­ще­ны в камеру номер 30, где были установлены подслушивающие устройства, и после встреч Нжде с министром КГБ или другими ответственными лицами их разговоры конспектировались[102]. А В.Овсепян пишет, что во время одного из секретных слушаний Нжде сказал Деведжяну следующее: «Видать, этих подосланных интересует не судьба армянского народа, а они намерены, используя моё имя, внедрить своих людей в ряды Дашнакцутюн для его разложения»[103]. Эти и некоторые другие документы показывают, что советы старались любой ценой использовать Нжде для своих целей, однако это им не удалось, поскольку Нжде всегда пред­лагал им открытое сотрудничество, и их эти попытки разлетелись прахом, благодаря его в высшей степени бдительным и трезвым действиям. Приведём один пример. Советы, по предложению Нжде, согласились на почве антитурецких настроений нала­дить связь с Дашнакцутюн. Органы госбезопасности стремились направляемое от Нжде Вра­цяну письмо оформить таким образом, чтобы получить возможность «внедрить своих людей в ряды Дашнакцутюн». Однако для того чтобы разрушить надежды советов достичь своей цели, а именно через него разложить Дашнакцутюн, Нжде при переговорах с ответственными от госбезопасности требовал: а) не делать какого-либо антидашнакского предложения Врацяну; б) не использовать возможности Врацяна в качестве громоотвода против тех людей, которые под тем или иным флагом либо лозунгом стремятся нанести вред Армении; в) не делать ему никакого намёка шпионского толка; г) Врацяну предложение о патриотической деятельности давать на основе поли­ти­чес­кого доверия; д) не требовать от Врацяна, чтобы наше письмо, направленное ему, стало бы соб­ст­вен­ностью того или иного товарища (для использования впоследствии против Даш­нак­цутюн или дашнакских деятелей – Р.А.); е) получить ответ от Врацяна о том, дошло ли до него это письмо и какие требования он предъявляет[104]. Не удовлетворившись этим, Нжде в своём многократно упоминаемом официальном письме министру госбезопасности Армении от 25 декабря 1952 г. просто увещевает, чтобы написанное им с Деведжяном письмо Врацяну передал бы сам Деведжян – близкое и доверенное Врацяну лицо, чтобы «это внушило доверие относительно того, что ни Вра­цяну лично, ни его партии не грозит никакое подстрекательство»[105]. Однако из-за того, что письмо не было изложено в угодном Москве виде, оно не было отправлено адресату. Летом 1953 г., перед тем как перевести Нжде во владимирскую тюрьму, министр госбезопасности АрмССР, «в сопровождении военачальника Корхмазяна повезли Гарегина Нжде на автомашине показывать Ереван, возведённые постройки, различные достопримечательности, до самого Эчмиадзина»[106]. Участвующий в этой прогулке Константин Абовян (1924 г. рожд.) свидетельствует, что в машине был не Корхмазян, а исполняющий обязанности их отдела Вардан Мел­ку­мов. Последний тоже утверждает, что это путешествие возглавлял он, по распоря­же­нию Корхмазяна[107]. Советы в основном обвиняли Нжде в организации самообороны Республики Лернаайастан и военно-политическом и разведывательном сотрудничестве с Германией. Блестяще защищая свои права, Нжде неоспоримыми фактами доказы­вал бессмыс­лен­ность и безосновательность доносов и обвинений, отмечал, что военный отряд в гер­ман­ской армии он соз­дал не для отправки на восточный фронт, против сове­тов, а для исполь­зо­вания во Фракии против Турции. Красноречивыми доказательствами этих утверждений являются как его многочисленные свидетельства, так и свидетельства арестованных членов его отряда, отправленного немцами в Крым. В 1943 г. после воз­вра­щения из Крыма в Берлин, в декабре Нжде сумел возвратить весь свой отряд в Болгарию и отправить его членов по домам[108]. А что касается Зангезура, Нжде с помощью неоспоримых фактов доказывал, что он воевал в Зангезуре для освобождения края от турок, истребляющих армян, и основание для его самооборо­ни­тельных действий против советов дали большевики своим присо­еди­не­нием к пантюр­кис­т­ским планам стереть с лица земли армян Арцаха–Зангезура–Нахичевана, прикрепления этих территорий к Азербайджану и Турции. Кроме того, независимо от совершённых и несовершённых им «преступлений», советы не имели права предавать его суду за само­обо­рону Зангезура, поскольку ревком Армении своим декретом от 23 апреля 1921 г., под которым подписались С.Касьян и А.Мравян, официально объявил: «1). Считать свобод­ны­ми от любого типа и вида политической ответственности всех без исключения тех, кто каким-либо образом боролись против АрмССР, независимо от их непосредственных деяний, звания, положения, должности. 2). Всех этих граждан восстановить целиком в их правах. 3). Обязать все военные и гражданские учреждения и официальных лица незамедлительно и неукоснительно применить указанный декрет, осво­бодив вышеука­зан­ных политических деятелей и граждан как из тюрьмы, от ареста и ссылки, так и каких-ли­бо иных преследований»[109]. В переговорах Нжде вокруг вопроса опустошения Республики Лерна­айастан с представителями Советской Армении, руководство которой 13 июня 1921 г. опубликовало заявление, под которым подписались председатель совета народных комис­са­ров Армении Ал. Мясникян и комиссары П. Макинцян, Ал. Бекзадян, С. Лукашин и Арт. Каринян, и где вновь утверждён упомянутый декрет о неукоснительном амнистировании всех без исключения участников обороны Зангезура, отмечая: «Одновременно и в Зангезуре самым решительным образом войдёт в силу опублико­ван­ный в Армении данный декрет о всеобщей политической амнистии. Все деятели, которые боролись против Советского правительства, не только будут освобож­дены от всяческого преследования, но и могут беспрепятственно остаться в Зангезуре»[110]. Вообще надо принять во внимание, что без привлечения статей, свиде­тельств и аналитических работ Нжде, относящихся к истории Зангезура в 1919-1921 гг., невозможно представить себе точную и беспристрастную, объективную по­ли­тическую, эконо­мическую, военную и социальную историю этого края. Научная интерпретация позиции спюрка относительно противостоящих в разразившейся Второй мировой войне сторон – один из наименее изученных вопросов. Наша историография (в частности, советская), анализируя установки армянских политических сил в процессе Второй мировой войны, пришла к заключению, что их было две: последователи одной из них были защитниками Германии, другие – сторонниками советов и их союзников. Подобная расстановка игнорировала армянские национально-поли­тические интересы и искусственным образом делила наш народ на сторонников двух противостоящих друг другу групп: на просоветские и прогерманские, что собой представляет искажение исторических фактов и событий и их пренебрежение. В то время как в действительной реальности было следующее: исключалось, что лишённое прав и по существу находящееся в политическом заключении за железным занавесом население Советской Армении могло бы в указанный период времени свободно выражать своё беспристрастное мнение. Оставались лишь колонии, национальные структуры и политическое мышление которых в общем целом ставили перед собой, в основном, одну задачу: как сделать, чтобы армяне и называемая Арменией бесправная, однако населённая армянами территория не была растоптана в схватке противо­борствующих сил. Из традиционных партий гнчаковцы и рамкавары в начале войны защищали Англию и Америку[111], однако после происшедшего на фронте перелома надёжность судьбы армян­с­кого народа им виделась в победе советов. В начале войны, когда Германия одерживала победы на всех фрон­тах, партия Дашнак­цутюн тоже стремилась утвердить связи с этой стра­ной. Впоследствии, на пороге пора­же­ния Германии, дашнаки сильнее укрепили свои связи с Англией и США, ожидая их под­держ­ки в армянском вопросе (возможности общения АРПД с советами были ничтож­ны­ми)[112]. В решении этого вопроса Гарегин Нжде проложил уникальный и трудный путь. По целенаправленной логике и отправной точке своих действий он отличается от всех остальных. По целенаправленной логике и отправной точке своих действий Гарегин Нжде отличался от всех остальных. Начиная с 1934 года, будучи самой авторитетной и влиятельной личностью спюрка, а с 1935 года как руководитель таронаканцев и общепринятый лидер беспартийной части армян спюрка, он своим необыкновенным обаянием и всей своей сущностью, внушающей почтение и уважение, сумел провести удачные переговоры с представителями различных стран и народов, представляя армянскую нацию как отдельную единицу, а не как силу, поддерживающую одну из воюющих сторон. С целью обеспечения места армянского народа в этом хаосе, Нжде на основе дви­же­ния «Таронаканутюн» в 1937-1939 гг. вместе с Айком Асатряном основал наилучшим образом отвечающую духу времени, имеющую свыше 2500 членов армянскую всемир­ную ор­га­низацию «Армянская ирредента»[113], которую он сам называл «требование воссое­ди­не­ния отобранных территорий». В качестве современной структуры, при­шедшей на замену руководствующихся образом действий XIX века армянских партий, особенно Дашнак­цутюн, совершенно свежая, удовлетворяющая международным критериям, она имела филиалы на Балканах, в США, Франции, Греции, Иране, Сирии, Ливане, Египте, Ираке, Турции и в других странах[114]. По свидетельству Нжде, в протоколе допроса от 16 ноября 1946 г.[115] читаем: «Я предпринял определённые практи­чес­кие шаги на Балканах, в Греции (в Салониках), для подготовки и проведения первого съез­да вышедших из Дашнак­цутюн деятелей США, Ирана, Румынии, а также и симпати­зирующих нам наших сторонников… И вот при этих обстоятельствах вспыхнула Вторая мировая война». По моему мнению, для осуществления сотрудничества с Германией после того, как разразилась эта война (немцы в то время лучше бы поняли «Цегакронутюн», чем «Таронаканутюн»), таронаканцы стали снова называть себя цегакронами. Внутри «Армянской ирреденты» Нжде создал национальную разведку и контрразведку, а в составе германских войск – хорошо натренированную дружину из 30 человек, которая была предусмотрена для её применения немцами во Фракии против Турции, а в случае вторжения немцев в Турцию – дружина должна была стать авангардом создаваемых в будущем для освобождения Армении от Турции армянских воинских подразделений[116]. Он считал, что роль созданных немцами под контролем Дро «Армянских легионов» состоит в том, что они созданы в качестве воюющих военных подразделений для решения этих же самых сугубо армянских вопросов. Обладая уникальными способностями ясновидца, пророка и проповедника, умея жертвовать преходящим во имя вечного, он выстраивает свои действия, принимая за основу, за исходный пункт и опору своё восприятие высших интересов Армении и армянского народа, которые в эти времена имели единственное название и устремление: наивысшая цель – освобождение Западной Армении и присоединение её к Советской Армении, восстановление армянской независимой государственности, минимальная – укрепление, территориальное расширение хотя и на бумаге и лишённую прав, однако называемой Арменией, этого кусочка земли. Знакомясь с документальными записями его пыток и истязаний, с удивлением и восхищением убеждаешься, что только обладатель огромных и необычайных накоплений духовных сил – исключительный и несравненный сверхчеловек мог выдержать такие страдания и мученичество и противостоять им в течение целых 11 лет, проведённых в тюрьме, чудом остаться в живых… По всем законам логики Нжде должен был умереть в тюрьме сразу, в первые же месяцы своего ареста, к чему, между прочим, упорно и целенаправленно стремились следователи-палачи, подвергавшие его в течение многих лет психологической смертной казни. «Мой следователь целых пять дней лишал меня сна, не позволяя отдохнуть хотя бы днём», – писал Нжде в своём заявлении, направленном начальнику контрразведки СМЕРШ, генералу Абакумову, от 24 мая 1945 г.[117]. А в заявлении от 25 декабря 1952 г., адресованном министру госбезопасности АрмССР, он писал: «В обход ваших же законов, мне запрещено иметь переписку с моими близкими, даже с моим родным братом… Органы вашего министерства стремились и стремятся внушить армянскому народу, что меня нет в живых. Для чего это делается? С какой целью? А цель ясна: если меня вдруг убьют, чтобы армянский народ это убийство не приписал бы вашим органам… Объявив меня убитым, ваши органы… лишили меня всех тех прав и возможностей, без которых жизнь заклю­чённого превращается в длительную агонию. Я лишён возможности лечиться. Ваша больница – не для меня. Страдая артритом, склерозом и заболеванием печени, сопро­вож­дающимся высоким давлением в 240 единиц, мне необходимо диетическое питание, в то время как я не по своей воле ем селёдку, то есть вынужден сознательно обострять свои болезни, отравлять самого себя, способствуя развитию своей инва­лид­ности. Разве это не убийство? Бескровное убийство. Физически крайне исто­щён­ного, обессиленного больного лишить законного права получать денежную помощь от родного брата – разве это не означает обречь его на затяжную агонию – смерть?.. В истории человечества не было ещё такого случая, когда человек находился бы в подобных условиях, в каких оказался я – по воле вашего министерства»[118]. В письме, адресованном председателю Верховного Совета Советского Союза Воро­ши­лову, Нжде пишет: «Принялись за самые ужасные истязания, которые может приду­мать лишь свирепствующий мозг… каждые пять минут разда­ётся крик дежурного: «Вы спите?» Мне и днём не давали ни лечь, ни вздремнуть. Весь день я был вынужден оставаться прикованным к кровати словно цепью – лицом к смотровой щели двери. Для того чтобы лишить меня сна, меня водили на допросы ночью и нарочно держали до рассвета. Вместо того, чтобы задавать мне вопросы и записывать ответы на них, они сами придумывали протоколы и зачитывали их мне (не разрешая мне надевать очки). Майор Пу­тин­цев явственно искажал факты и своими выдумками изменял смысл показаний… А перед тем как дать мне подписать протокол, мой второй следователь майор Шишков пошёл на хитрость. Он зачитал мне один лист, а подписать дал другой, подложный… У меня была высокая температура, и жутко болели суставы. Я попросил позвать врача, однако – не позвали. От предельного нер­вного перенапряжения я потерял сознание. В этот раз мои мучения длились 19 часов… Однажды следователь сказал мне: – Я добился своего: решено отрезать вам язык. Когда? Этого я вам не скажу, но скоро вы останетесь без языка. И начнёте заживо разлагаться в тюрьме… Даю вам честное слово, что доведу вас до сумасшествия, чего вы так боитесь. …Моё дело следователи вели с периодическими пытками, самыми грубыми фальсификациями… за один день доводили меня до такого состояния, что даже человек с идеальным здоровьем мог превратиться в живую развалину… Моё душевное состояние было ещё хуже. Я сходил с ума, видя перед глазами труп моего единственного сына. Остерегаясь полусмерти, я стремился к смерти, но мне отка­зы­вали в этой «награде милосердия«»[119]. Как отмечает он сам в этом заявлении, он оставался «заживо погребённым, замуро­ван­ным в стену темницы» с октября 1944 г. по май 1954 г., когда после смерти Сталина, ему через десять лет тюремного заключения впервые позволили написать родным. Известно, какие светлые личности приняли мученическую смерть в советских застенках: от Чаренца и Бакунца до тысяч других. Однако Гарегин Нжде был исключительным даже в своих мучениях. Если бы нить его жизни оборвалась раньше, быть может, по тяжести своих духовных и телесных мучений он и сравнялся бы с упомянутыми мучениками. Однако его страдания продлились 11 лет, что напоминает мучения Святого Григора Лусаворича в Хор Вирапе… Оставаясь в течение 11 лет замурованным в новом Хор Вирапе, он претерпел телесные, моральные и особенно душевные пытки, для того чтобы не отказаться от своих убеждений и совершённых дел. Гарегин Нжде знал, что он живой мученик, страдалец и свидетель. И писал от этом: «…Благословляю свою судьбу за то, что мне предначертано быть мучеником[120]. Дорогой брат Левон,.. не угнетай себя и не грусти. Мне суждено, и я умру, как мученик, подобно тем людям, кто растоптал смерть»[121]. Как до вынесения приговора, так и после, даже находясь в застенках, Нжде остается верным идее объединения Армении. Для советского руководства, втайне вынашивавшему планы вторжения в Турцию, он разработал несколько военных планов, предусмат­ри­ва­ю­щих присоединение Западной Армении к Советской[122], которые им были названы «Армянская ирредента». Это было беспрецедентным явлением в истории большевизма, когда идейный против­ник коммунистической империи, находясь в заточении, без какого-либо идеоло­гичес­кого отступничества со своей стороны сотрудничал со своими тюремщиками[123]. Надо отме­тить, что идея воссоединения Западной Армении и Советской (Восточной) с помощью Со­ве­тов, с которой Нжде выступил 9 сентября 1944 года, позднее, в 1945-1953 гг. всколых­нула всё армянство и была принята всеми слоями населения, начиная от армянской церкви, интеллигенции и кончая армянскими традиционными партиями[124]. То есть Нжде в 1939-40 гг. указал путь, к которому через 5-6 лет примкнул весь армянский народ. Однако 30 мая 1953 года Советы выступили с трибуны ООН с официальным объяв­ле­ни­ем о своем отказе от плана вторжения в Турцию, тем самым вызвав всеобщее разоча­ро­вание во всех армянских кругах. Претерпев за 11 лет все тяготы и ужасы советских тюрем (в Москве, Баку, Ереване, Ташкенте и др.), 21 декабря 1955 года во Владимирской тюрьме Гарегин Нжде принял мученическую смерть. Поскольку родственникам не позволили перевезти его тело в Арме­нию, проживавший в Тбилиси брат Нжде был вынужден похоронить его в отведен­ном властями месте – на городском кладбище при Владимирской тюрьме. В течение всего периода существования советской власти (с 1921 по 1990 гг.) Гарегин Нжде оставался запрещенным автором в Советской Армении. Группа армянских интел­ли­ген­тов (Гурген Армаганян, урартолог Марго Исраелян, профессор Вараг Аракелян) по замыслу и ини­циа­тиве плодовитого, однако весьма скромного национального деятеля начала 1980-х годов историка Никола Карапетяна предприняла шаги по возвращению на Родину останков Нжде. К подготовке по тем временам весьма опасного, почти неосуществимого действия присоединились преподаватель математики Гарегин Мхитарян и другие. Во второй половине августа 1983 года Павел Ананян – супруг внучки Нжде, по предложению Г. Армаганяна тайно перевёз прах Нжде из Владимира в Армению. Спустя четыре года, в течение которых прах Нжде хранился у разных людей, 8 мая 1987 года, усилиями автора сих строк он был тайно захоронен в Вайке во дворе древней церкви Спитакавор (построена в 1321 г.). Задолго до этого, 7 октября 1983 года, часть останков (первый шейный позвонок) теми же лицами, с помощью гориссца Андраника Карапетяна была захоронена на склоне горы Хуступ в Зангезуре[125]. 29 сентября и 21 декабря 2000 года по инициативе автора этих строк и усилиями интеллигенции создается общественная всеармянская комиссия, а в феврале 2001 г. и государственная юбилейная комиссия для празднования 115-летия Гарегина Нжде[126]. На протяжении всего 2001 года по всей Армении и в Спюрке справлялся этот юбилей. В апреле 2005 г. с ведома правительства Республики Армения, две части мощей захороненного в Спитакаворе Г.Нжде (правая рука и две косточки) были взяты и 26 апреля захоронены при построенном в Кафане мемориале-памятнике.   Огромна роль Нжде в армянской истории Гарегин Нжде – один из ярких представителей мировой философской мысли первой половины XX века, крупнейший государственный и политический деятель этого периода, великий полководец, стратег, теоретик военного искусства своего времени. Гарегин Нжде – блестящий публицист, непревзойденный оратор, государственный дея­тель, основоположник новой армянской военной психологии. Он же инициатор соз­да­ния и автор первой армянской Конституции XX века, талантливый писатель-новатор, обогативший стиль армянского языка и его лексический запас сотнями нововведений и неологизмов, и, наконец, он возродил ухт, возникший в период «золотого века» Армении и завещанный Мамиконянами, – систему самозащиты национальной идеологии. Наполнив её новым смыслом, как теоретик и как практик он увязал её с новыми временами и дал ей новую жизнь. Заслуги Гарегина Нжде в этой области имеют ту же ценность, что и творения вардапета Комитаса в армянской музыке, Тороса Тораманяна – в армянской архитектуре. Ни один народ не сумел победить, восстав против большевиков, утвердивших импе­рию мрака на одной шестой части планеты. «Первая пуля против Красной Армии вы­пу­щена моим солдатом, – писал Нжде, – и во всей России, и в Закавказье он последним покинул поле боя. Это мои народные роты разгромили, обезоружили и покорили почти все войсковые части 11-ой Красной армии, и, вопреки договору, подписанному между правительством республиканской Армении и Москвой, по которому Зангезур был передан Азербайджану, моя народная армия силой оружия заставила принять моё требование – присоединить Сюник к Армении»[127]. Эта грозная империя потерпела поражение только в Республике Лернаайастан Гаре­г­и­на Нжде и в Первой Республике Армении. Из более чем ста наций громадной империи только армянам удалось выдворить из своей отчизны большевистскую армию, которая, потер­пев­ в 1920 году сокрушительное поражение в Зангезуре, а 18 февраля 1921 года – и в Ере­ване, была вынуждена считаться с армянским фактором. При этом только Гарегину Нжде удалось вынудить Красную Россию сесть за стол переговоров с Республикой Лерна­айастан и, самое главное, – продемонстрировать хотя бы видимость отказа от попыток передачи Зангезура, Арцаха и Нахичевана Азербайджану[128]. Поднявшаяся на борьбу против вторгшихся в нашу отчизну турко-большевистских (слово­сочетание Нжде) орд и восстановившая свою независимость Республика Армения (вкупе с Сюникской республикой и республикой Лернаайастан) была единственным демо­кра­ти­чес­ким государством на Ближнем и Среднем Востоке и во всей Российской империи. На этой огромной территории, в частности, в объятой комму­нис­ти­чес­ким мраком империи в 1921 г. существовал единственный очаг, где возгорелся факел демократии, свободы и независимости, где действовало настоящее демократическое государство и беспрецедентная социальная справедливость – и это была Республика Лернаайастан. Благодаря героической борьбе Республики Лернаайастан, была предотвращена пантюркистская программа присоединения мусульман Кавказа к Турции через Зангезур и Азербайджан. И наконец, благодаря этой борьбе, под руководством Нжде, Персия была избавлена от непредотвратимой большевизации, чем было остановлено распространение большевизма в Переднюю Азию, Афганистан, Пакистан и Индию. Таково всемирно-историческое значение борьбы за свободу армянского народа в Зан­ге­зуре и Армянской республике против русско-турецкого альянса, и именно благодаря этой битве за свободу турко-большевизм вынужден был признать существование республики Советская Армения в качестве равноправной республикам Грузия и Азербайджан. Гарегин Нжде стал крупнейшим теоретиком армянского военного искусства XX века[129]. Он воз­ро­дил, обогатил и вернул в обиход утерянный и забытый боевой лексикон, в частности, применение поощрительных слов и призывов-приказовы[130] во время учений и тренировок. Основываясь на разработанной витязями рода Мамиконянов стратегии, теории воен­но­го дела и военной психологии, обогатив их уроками боевых действий князей Рубинянов, Левона Мецагорца, Давид-Бека, а также выдающихся армянских полко­вод­цев-гайдуков XX века (Андраника, Себастаци Мурада, Епрем Хана, Амазаспа, Сепуха, Кери, Хечо и других), а так­же военных достижений героических битв при Сардарапате-Каракилисе-Башапаране-Баку-Гёкче и зангезурской эпопеи, Нжде выкристал­ли­зовал, обобщил и поднял на новую высоту армянское боевое искусство, убрав барьер, возникший в нашем военном деле со времён давних великолепных побед Давид-Бека и Арцахских князей, вернув ему былую славу. «Под словом стратегия надо понимать скорее приведение к битве, а не искусство ведения боя, – пишет Нжде, – умение зажечь битву – вот одна из загадок удачи». По дру­гому поводу он более подробно объясняет разработанную им стратегию: «Моя стра­те­гия – создание морального превосходства и лишь затем нанесение удара – даёт мне возможность: а) ввергнуть противника в панику, и затем уже разбить его; б) силы противника целиком или частично забрать в тактические клещи и затем уже разбивать их; в) почаще отвлекать его от направления его действий и использовать его ошибки; г) в нужных пунктах быть всегда действенным, независимым; д) быть сильным в нужную минуту; е) приковать его к топографически неудачным для него условиям и заставить вступить в бой; ж) избегать затяжных позиционных боёв; з) свести к минимуму число жертв, расход боеприпасов и пр.»[131]. В сохранившемся довольно объёмном отрывке из рукописи «Военные размышления» Нжде обогащает теорию мирового военного искусства, весьма своеобразно и исключи­тель­но отвечая на вопрос «чем и как он завоёвывает победу». Причём, создаёт также новый прин­цип для характеристики своей теории – тактика наведения страха: «Во все периоды истории, от героической Эллады до Рима, и от Ганнибала до Наполеона, человек упорно раз­мыш­лял о том, чем и как он завоёвывает победу. И, стремясь ответить на этот вопрос, он создал ряд теорий, каждая из которых содержит лишь зёрна истины, но не всю истину целиком. Можем добавить ещё одно зёрнышко к фонду истины, если ска­жем, что главное в войне, в битве, самое существенное – это смерть. Смерть – не­ви­ди­мый, однако реальный третий фактор, [третья] сила – третий исполнитель роли. В боях… обычно побеждает та сторона, которая это «третье» использует больше, чем её соперник. А использование смерти означает лишить врага способности поль­зо­ваться смертью. Обрекая врага на подобное состояние, мы значительно разору­жа­ем его, чем и обеспечиваем себе победу. Победить в бою – означает диктовать свою волю противнику, угрожая смертью. Угроза смерти – вот вся суть и жестокость битвы одновременно. Начиная с простой разведывательной работы и вплоть до сложной и роковой бит­вы, воюющие стороны реально соревнуются тактике наведения страха. Преимущество подобного метода сражения состоит в том, что наводящий страх, как более активная сторона, остаётся свободным от страха смерти, либо его влияние на себя сводит к ми­ни­муму. Человеческое создание способно противостоять эмоционально-фи­зи­­ческому напряжению лишь определённой сте­пени – напряжению, грани­цу которого невоз­мож­но перейти без наказания, без острой потери храбрости, что предшествует капитуляции, поражению. Противоборствующие стороны именно тактикой наведения страха преследуют цель добиться этой капитуляции у своего врага»[132]. Во второй половине XIX и в начале XX века в Европе развилось новое философское направление, которое с позиций психоанализа изучало проблемы пробуждения и обновления национального само­соз­на­ния, взаимоотношения народов, наций и индивидуумов (Томаш Масарик, Альфред Фулье, Николай Грундтвиг, Густав Лебон, Габриель Тард, Герман Кайзерлинг, Леопольд Визе, Фабр де Оливье, Томас Карлейль, Анри Бергсон, Жозеф Ренан и др.). Изучив теории евро­пей­­ских философов, социологов, психоаналитиков и опираясь на много­вековой опы­т и завоеваниях армянской общественно-политической мысли и фило­со­­фии, Гарегин Нж­де вместе с Айком Асатряном и другими сподвижниками соз­дал армянскую школу выше­упомянутых направлений, достижения которой, к сожале­нию, до сих пор не исследованы. Философские суждения Нжде в основном обретали афористический вид высказываний малых форм, которые имели фрагментарный характер. В письме родным, написанном 21 марта 1955 года из Ташкента, он подчеркивает: «По причине отсутствия бумаги в первые годы заточения я вынужденно писал фраг­мен­тарно, порой афористически»[133]. В этом смысле мы однозначно можем сказать, что его философский материал чисто национален также и по форме, ибо построен на тех же принципах, что и наши стихо­твор­ные произведения, искусство хачкаров, шараканы и другие духовные песни, а также миниатюры: это – концентрация необъятного и облачение его в малые формы. Благодаря многочисленным высказываниям такого типа, Гарегина Нжде можно безо вся­кого сомнения причислить к ряду выдающихся представителей мировой афористики, та­ких, как великие Демосфен, Конфуций, Сенека, Бекон, Шопенгауэр, Гете и им подобные. «Стиль Нжде – фрагментарный, мышление – целостное… Немногие, совсем не­мно­гие в нашей жизни говорят, пишут или действуют «кровью и нервами«, – пишет о Нжде-философе его наиближайший друг, соратник и единомыш­ленник, один из крупней­ших­ армянских философов ХХ века Айк Асатрян. – Они являют собой тип людей с мощным темпераментом и яркой индивидуальностью, которых отличает способность воспринимать свои собственные идеи и истины с истинно религиозным воодушевлением; самобытный стиль этих людей носит фрагментарный характер. Несомненно, одним из них является и автор этой книги (имеется в виду книга Нжде “Динамика национального духа” – Р.А.). Для полной характеристики личности автора рассмотрим те черты психоло­ги­ческого склада, которые обусловливают одухотворенность его речей и сочинений: а). Мощный темперамент. Не только устная речь Нжде, но и его литературный стиль производят неизгладимое впечатление, являя его нам как творца с ярким темпераментом: он уповает на надличностное в человеческой натуре, однако, придя в ужас от опасности распада собственного «я», воздвигает внутри себя некий естественный пьедестал, на который возводит обожествленное им собирательное «я», и переполняющее его религиозное чувство становится частью подсознания. Собирательное «я», ставшее для Нжде духовным пьедесталом, – это род, нация. Именно оно подчеркивает и окрашивает в разные тона его темперамент. Подсоз­на­тель­ное, в котором собственное «я» сталкивается со стихией национального соби­ра­тель­ного «я», не всегда представляет собой вдохновение души. Это зависит от того, к какой позиции толкает оный темперамент свой «сосуд» – индивида: к столкновению интересов или к их гармонии. В первом случае между собирательным «я» и собст­вен­­ным «я» возникает непреодолимая бездна, что обрекает индивида на внут­рен­нюю трагедию: его темперамент начинает угасать и, в конце концов, он делается обык­новенным эгоистом, рабом собственного честолюбия. Во втором случае из гар­мо­­ничного слияния обоих «я» формируется мощная личность – личность нацио­наль­ного типа. Этим благодатным слиянием двух духовных состав­ляю­щих и сформирована другая черта сущности Нжде – его индивидуальность. б). Яркая индивидуальность. Перед нами личность с богатым прошлым, лич­ность, по армянским меркам, планетарная – человек, который перед лицом исто­ри­ческой опасности, угрожающей его народу, становится для него пророком, оракулом и вождём… в). Фрагментаризм. Уже понятно, что такому психологическому образу – обла­да­те­л­ю мощного темперамента и яркой индивидуальности – присуще фрагмен­тар­ное мышление и, следовательно, – стиль того же типа. Подобный стиль в нашей лите­ратуре достигает своего совершенства у Нарекаци, а в масштабе общечеловеческого духовного творчества его титаном является Ницше. Стиль речи и мышление Нжде тоже в некоторой степени отмечены печатью фрагментаризма. Его мышление не поддаётся сжиманию рамками систем. Как и для всех фрагментаристов, материалом творчества для него служат не «нити», которые, сплетаясь, в конце концов, должны преобразоваться в ткань, то есть некую систему. Нжде творит посредством «узлов». Не безмятежное развитие, а порыв, не нани­зы­ва­ние растянутых, многоречивых и неуверенных фраз, а молниеносно рождающиеся решительные формулировки – вот способ мышления Нжде. Фрагментарный стиль сам по себе уже доказательство богатства и глубины духовного мира его носителя. Фрагментарист избегает компромиссов по отношению к формам и традициям. Импульс, формирующий его мысль, обладает огромной мощностью. Он – привер­же­нец метафизики. Его высказывания – образные формулировки, развернутые мета­фо­ры и одновременно иносказания, аллегории. Его воображению присуща некая анар­хическая сила, которая, однако, всегда рождает новые образы: фрагментарист – всегда новатор. Для фрагментариста истинное счастье стать оракулом собирательного «я». По этой причине в человеческом сообществе такая личность становится непревзойденным лиде­ром для близких ему по духу членов общества… Слово фрагментариста, подобно путе­вод­ным стрелкам, имеет направленность. Его мысли взрывоопасны и рождены воспламенять умы, однако они недолговечны, ибо они вспыхивают в сердце и сразу слетают с уст. Эти черты психологии фрагментарного стилиста угадываются уже в книжках «Стра­ницы из моего дневника», «Открытые письма к армянской интеллигенции», а так­­же в книге «Борьба детей против отцов» и в серии статей «Помни о войне». С ана­ло­гич­ными признаками мы сталкиваемся и в данной книжке, а также всякий раз, когда читаем и, особенно, когда слушаем Нжде… Нжде из тех, кто отождест­в­ля­ет­ся со своей собственной страной»[134]. Удивительно, что Нжде сумел выкроить время для изучения мировой и, в частности, европейской философии. Он основательно приступил к изучению философии, экономики, политологии и культурологии, по-видимому, после 1922 года, когда он обосновался в Болгарии, и у него уже появилось свободное время. В отдельных его трудах приведены такие мысли из различных направлений обществоведения, культурологии, политологии, экономики, правоведения, общественных и других наук, которые можно смело назвать основами армянской школы этих научных направлений[135]. Его мысли, принадлежащие различным научным ветвям обществоведения, культу­ро­ло­гии, политологии, экономической науки, областям законоведения, социологии, общест­венных движений и прочего, не колеблясь можно превратить в краеугольные камни указан­ных научных направлений армянской школы. Например, его незавершённый труд «Метаполитика», в котором он делится своими пред­ставленными в виде сконцентрированных в сжатых фор­му­лировках мыслями о законе, праве, политической и моральной свободе, о роли пар­тий и т. д., можно отнести к ярким, немеркнущим памятникам политической и общест­венной жизни. Эта работа, состоящая всего из нескольких страниц, достаточна для того, чтобы считать Гарегина Нжде основоположником и теоретиком армянской поли­то­ло­ги­чес­кой школы, которая и по сей день не стала ещё самостоятельным научным направлением. В работе «Экономический человек» и других своих трудах он образными и ориги­наль­ными определениями и оценками характеризует взаимосвязь и отношение возрож­дения с происхождением отдельных философских и экономических направлений (рацио­на­лизм, позитивизм, экономический либерализм и пр.). Обращаясь к этапам развития отрицаемого с его стороны материализма, Нжде даёт оригинальные трактовки: «Свобода и культ личности – эти две основные черты характеризуют динамику возрождения. Никакой морали, ника­ких запретов, предоставленных сами по себе, – человек сам должен найти свою дорогу к счастью. Отсюда и оптимизм Ренессанса. Так был освобожден эгоизм… Второй шаг к «освобождению« человека (крайне примечательно и красноречиво то обстоятельство, что здесь слово освобождение Нжде взял в кавычки – Р.А.) сделал рационализм, который отдалил Бога от мира и человека. По этой теории, в мире существует лишь механическая причинная связь (казуальность). В совершенном механизме космоса нет места внешнему вмешательству. Деизм определил, что место Бога находится вне космоса (трансцендентный Бог). Третий шаг сделал позитивизм, считая богословие и метафизику двумя пройден­ны­ми стадиями развития человечества… Позитивизм отбросил веру, а метафизика отгородила человеческую мысль от сверхъестественной реальности. Таким образом, родился материализм, который оказал ещё большее влияние на экономическую науку». Исключительными и оригинальными являются оценки Нжде относительно развития экономики и экономической науки в целом: «Эти мировоззренческие восприятия нашли применение также и в экономической науке и возымели влияние на эконо­ми­чес­кую жизнь и производство. Свободолюбие, столь свойственное эпохе ренессанса, проникло в научно-экономическое мышление. Свобода мысли, души и дела… Основы экономического либерализма заложил родоначальник экономической науки – Адам Смит (1723-1790). По Адаму Смиту, как космос являет собой механизм, со­блю­дающий свои законы в идеальной гармонии, без ощущения необходимости вме­шательства Всевышнего, точно так и общество представляет собой саморегу­ли­ру­ю­щий свои силы и законы механизм, в результате чего оно обретает необходимую гармонию. Экономическая деятельность – это закрытая механическая система, которая мо­жет создать идеаль­ную гармонию при условии невмешательства государства и моральных законов. Экономической жиз­нью движут три фактора: свобода, прибыль, конкуренция, взаимно регулирующие друг друга. Двигателем является экономи­чес­кий эгоизм – ergo (означает «следовательно» – Р.А.)[136], в жизни общества борьбу за су­щест­вование не надо ограничивать, а нужно предоставить ей свободу, ибо это яв­ля­ет­ся законом прогресса. Дарвин приписал этот закон ко всей органической природе»[137]. Яркими образцами армянской и мировой философской мысли являются дошедшие до нас работы Нжде, написанные в тюрьме («Тюремные записки», «Личные свидетель­с­кие показания» и др.). Ни в одной из работ по истории общественной мысли ХХ века так чётко и верно не представлена роль, значение и этапы деятельности партии §Дашнакцутюн¦ среди всех наших политических партий, как это сделано в произведении Гарегина Нжде, состоящем всего из 10 страниц: «Исторические предпосылки возникновения и характеристика пар­тии «Дашнакцутюн¦». Этот труд – до сих пор никем не введённое в обращение сопоставление многих важнейших фактов, что сильно помогает правильно оценить сущность и побудительные причины некоторых стержневых ошибок в истории Первой республики, имеющих для нас судьбоносное значение (падение Карса, Карабахские события и др.) Гарегин Нжде вместе с Айком Асатряном, Нерсесом Аствацатряном и другими единомышленниками новой идеологии не создавал. В рамках давидбековских ухтов (1919 г.), цегакрона (1933 г.) и особенно таронаканутюна, он по инициативе своего ближайшего друга Айка Асатряна – крупней­шей личностью в армянской философии ХХ века – и вместе с ним возродил, дополнил и осовременил учение и концепцию нашей армянской христианской военной самообо­роны, разработанной в «золотом веке» и благодаря Мамико­нянам и их усилиями выкристаллизованной армянской национальной идеологии – ухт Мамиконянов. Ухт Мамиконянов является одним из столпов армянского Золотого века – великолепного неприступного замка самообороны армянской нации, архитекторами которого были первыми вступившими в бой против многобожия (политеизм) и идолопоклонничества Святой Саак и Святой Месроп со своими ста учениками и приведшие родоначальника Айка к христианству[138]. Следовательно, идеология Нжде – это восстановление, развитие и обновление ухта Мамиконянов – разработанных в армянском Золотом веке национальной идеологии и учения самообороны этой идеологии сперва под названием «Давидбековские Ухты» в 1919 г. в Зангезуре, после, в 1934 г. – в США под названием «Ухты Цегакрона» и в 1936-37 гг. – в Болгарии под названием «Таронаканутюн», которое было провозглашено ВЕЧНЫМ ОРУЖИЕМ НАЦИИ.   К сожалению, Цегакрон Нжде был искажён некими деятелями и проповедовался неверными интерпретациями ещё на начальной стадии его создания. После раскола так называемого «Батарейного движения» первой сектой Цегакрона стал созданный в октябре 1933 г. «Западно-армянский освободительный ухт», который, искажая идеологию ухтов Цегакрона, превратил их в язычество и приблизил к ницшеанскому атеизму[139]. Кое-кто обвинил Нжде в гитлеризме. На эти измышления первым ответил он сам, написав: «Часть нашей интеллигенции, страдающая духовной желтухой… стала охаивать Цегакрон: «От него несёт гитлеризмом». Они высказались так злокозненно, зная при этом, что Цегакрон зародился в дни, когда над нашей родной горной страной нависла большая опасность, когда челове­чест­во ещё и не слыхало о гитлеризме. Благодаря нашим этносохраняющим давидбе­ков­ским заветам, в 1920 г. стал функционировать и победил Цегакрон[140]. Идея Цегакрона исключительно армянская… Она не имеет никаких точек соприко­сновения с другими учениями. Это движение смоделировано на сущности нашей нации…». «…Годами меня мучил один-единственный вопрос: осуществление само­обо­роны Армении. Цегакрон родился не в губерниях, его создала страна, наша Родина. Это движение возникло в 1919-21 годах, когда над Армянской страной Лернаайастан нависла самая ужасная из опасностей. В мире тогда ещё не было ни фашизма, ни гитлеризма. Жить во имя вековечности своей нации и быть готовым отдать жизнь за неё – вот это и есть Давид-бековский Ухт, который силой оружия освободил Армянский Лернаайастан от татаро-турецкой опасности и присоединил к матери-родине оставленный Азербайджану Сюник… Цегакрон – новая поднимающаяся волна армянской жизни, направленная против четырёх главных бед и имеющая следующие цели. а) Стать преградой для извращённых влияний чуждой среды и нейтрализовать их. б) Свести счёты с внутренним пагубным фронтом, которым весьма широко будут пользоваться турки и большевики, а также направлять к спасительному объединению армян спюрка. в) Сохранять дух армянина неприступным для ленинизма (идеология русских большевиков, тирания 1917-1924 гг. – Р.А.), убивающего нацию. г) Приобщением нового поколения к нации и Цегакрону разоружить грозящую нам су­щес­т­вующую и грядущую турецкую опасность. Цегакрон – политическое единоверие, которое имеет свою святую книгу – Историю Армении – книгу жизни нации. Это – глав­ный стимул самопознания. Самой действенной причиной бессилия и несчастья народов является невежество относительно их собственной сущности, отсутствие самопознания[141].   Поскольку в течение десятилетий Нжде на своей родине был запрещённым автором, его труды и мысли были сфальсифицированы, подтасованы и неверно представлены и в Армении наших дней. Речь идёт, в частности, об абсурдности противопоставления Цегакрона христианству, чего достигли некоторые деятели в 1980-90 гг. путём лишения его мыслей целостности и их вольной трактовки. За «основу» для таких искажений приняли два его труда: «Ухты и кредо Цегакрона» (1933 г.) и надгробную речь «Творец нашей революции«, которую он произнёс над могилой Христофора Микаеляна (1924 г.). Цитатами из этих именно трудов и выявим это заблуждение и недопонимание. Из первого труда были сделаны ссылки на отредактированный ими же и перекроенный вариант (который был опубликован уже несколько раз) и объявили, что Нжде взамен христианства создал новую религию. Прежде всего, представляя одну из многочисленных мыслей Нжде относительно этого, покажем, что он не только не отказался от существующей религии и не создавал новой, а гениально обосновал роль религии в жизни человека и объявил, что отходя от традиционной религии – христианства, человек «подобно самоубийце перерезает свою духовную артерию«. Так, в интервью с корреспондентом газеты «Размик (Воин)» он сказал: «Отсутствие религиозности, другими словами, недостаток чувства божест­вен­ности, святости, из-за чего и сегодняшнее человечество обречено на духовную сумятицу. Вопреки созданной человеком великой цивилизации, человек и сегодня представляет собой скорее глину, а не дух. Именно по этой причине он часто стремится навеки слиться со всеми ограничивающими и сдерживающими ценностями, против справедливости и святынь, которые призваны держать обузданными в нём животные чувства и скотство. И всегда морально ослабленный человек в оправдание своего падения ищет какую-то теорию, некую идеологию, любую философию. Антирелигиозные веяния наших дней надо объяснить духовным несовершенством человеческого индивида. Безверие не является здоровым душевным состоянием. Человек всегда отходит прежде от себе подобных, и уже потом – от своего Бога. Тот, кто отходит от религии, подобно самоубийце перерезает собственную духовную артерию. Кто действует против своего творца, тот не станет стесняться действовать и против себе подобных. Религия – в философском смысле – не только взаимоотношение между существом и Создателем, а отношение человека с человеком, индивида и общества, личности и истины. Космос – не есть рождение слепой случайности, и я не одинок в космической бескрайности, – вот эту утешительную веру даёт нам религия. Каждый человек, имеющий вообще идеалистическое понимание о жизни, – проникнут духом религии. Тот, кто принимает существование Бога, принимает и свою обязанность по отношению к наивысшим реалиям – нация, родина, государство. Если хотите кого-то узнать глубже, поговорите с ним о Боге и заставьте его говорить о Боге, и он выдаст свою духовную зрелость посредством своего поклонения или неверия. Не веришь в Бога – значит, ты лишён святого дара, чувства долга, иными словами, рано или поздно ты предашь себе подобных. Заложники фальшивого европейства – армянские партии – вселили в народ охлаждение к религии. Каждый «учёный», который повторяет как попугай: «Наука не имеет ни религии, ни родины«, – враг человечества. На нашем земном шаре без родины, без роду без племени, безбожны лишь человеческая слабость и подлость. Наука, религия – это не враги, а соратники, один из которых действует через мозг, другой – через сердце. Каждый безбожник проникнут злобой. Человеческая личность только лишь в той степени социальна, в какой она проникнута духом веры. Ослаб в религиозном смысле человек – и вот уже пропало небо над его головой: рухнул мир его надежд – и сегодня там против него действует смерть… Нет культуры без ощущения религиозности. Иссякают родники творческого задора человека, как только он становится материалистом«[142]. Теперь процитируем те обосновывающие необходимость Цегакрона фрагменты указанного теоретического труда, с помощью искажения которых старались утверждать, что Нжде – антихрист, безбожник, что он – язычник и основал новую религию – Цегакрон. «Для Цегакрона нет большего вреда, чем духовное разобщение между поколениями. Если новое поколение отделится от уходящего теперь или уже ушедших поколений, то оно по сути отрывается от до сих пор имеющихся национальных ценностей и святынь, религии и морали»[143]. (Здесь и далее подчёркнуто мной – Р.А.). И тени сомнения нет в том, что Нжде, считающий духовное разобщение между поколениями самым плохим в мире явлением, Нжде, который призывает Ухты Цегакрона не разобщаться с «ценностями, религией и моралью нации«, не мог создать какую-то но­вую веру. Затем он продолжает: «А если это – религия (Цегакрон – Р.А.), то она – ре­ли­гия гордости, силы и мужества нации. Подрастающее поколение! Это – твоя религия!». В «Кредо» Цегакрона (см. раздел этого труда «Кредо Цегакрона«) Нжде пишет: «Я боготворю нацию, ещё я обожаю и другое божество – кровь нации, в непорочности которой заключается будущее моей нации» (IV отрывок). В этих нескольких предложениях божеством и религией Нжде считает: гордость нации, её мужество, силу и кровь. Разве можно сделать из всего этого вывод, что Нжде отказался от христианства, стал многобожником или, провозглашая Богом кровь нации, по крайней мере, проповедует «Религию крови«?!.. Понятно, что подчёркнутые мысли и акцентированное им словосочетание «и другое божество» вовсе не игнорируют его родное вероисповедание – армянское христианство, и не дают какого-либо основания считать Нжде родоначальником новой религии, как поступили некоторые «злотолкователи» (его слово). Нжде проповедовал среди американо-армянской молодёжи Цегакрон, с помощью которого лишённые родины армяне облачатся в духовную броню для успешного противостояния развращающим влияниям чуждого окружения; проповедовал, что, кроме родной веры, надо «обожать и другое божество – кровь нации«. А в труде «Цегакрон как мощь победы» Нжде пишет, что нация – «свидетель времени, вечный армянин, соучастник Бога«. И здесь тоже он не создаёт и не придумывает не только новой религии, но и нового Бога, а поднимая нацию, возносит её к Богу, объявляя её «соучастником Бога». Образное мышление, с помощью которого мы, армяне, привыкли подчёркивать сверхважность, что естественно для нашего языкового мышления («Люблю тебя так сильно, как Бога», «Ты – мой Бог», «Сгораю от тоски», «Умираю от ожидания», «Тысячу лет не видел» и др.). Более того, в одном из своих трудов он наставляет армянскую молодёжь объявить триаду Бог–Нация–Родина символом веры: «Наш юноша должен реализовать обновлённую веру – Бог, Нация, Родина»[144]. Причём, крайне важным и красноречивым представляется то обстоятельство, что Нжде в предложенном им «Кредо» поставил «Бога» на первое место в триаде… И, наконец, в 12-ом пункте своей «Автобиографии» он весьма кратко сформулировал самую суть цели и сущности Цегакрона: «Вне Армении армянин подвер­жен вырож­де­нию». Бороться против этого беды можно только глубоким пониманием национальных ценностей, добродетелей, святынь и их осознанием, – то, что я обосновал и назвал Цегакроном. Его цель – спасая лишённых родины армян от духовной и полити­ческой бесприютности, сделать их хозяевами своей родины. Это – айренатиракан (означающее «владение своим отечеством») движение, только обновляясь в котором, должны объединиться все части армянской нации». Важные свидетельства о Цегакроне представляют выдающийся прозаик Амастех и Оник Паникян (Зармуни): «Для Нжде нация социологической структуры не имела, в ней не сущест­вовало классов, а была некая волшебная сила – равно как в бедняке, так и богаче… Для того чтобы сильнее обосновать свою веру, слово «нация (род)» как корень присутствовал в различных словообразованиях: родоотпечаток, родоволевой, родообразно. И однажды, он положил руку на моё плечо и употребил новое слово, когда в «Армения-кемпинг» соб­ра­лось около четырёх тысяч армян: – Этот народ надо «родоприобщить»… Как мы уже сказали, для Нжде было довольно просто создать новые однокорневые слова от слова «род». Он окрестил сформированное объединение нового поколения «Цегакроном»». Оник Паникян более основательно и целостно характеризует явление: «Цегакрон – это, главным образом, организация духа. Представитель Цегакрона – личность, исповедующая дух. Армянский народ устоял в течение многих веков и остался несгибаемым благодаря своему непобедимому духу. Правда, наши материальные здания и богатства были сожжены, разрушены и испепелены, однако Дух Армянина остался несломленным. Это национальное движение явилось воззванием к Мамиконяновскому армянину. Оно должно было возродить в каждом армянине прежнего и исторического Армянина, по образу и подобию Мамиконянов, каждый индивидуум… должен походить на Мамиконяновского армянина, поскольку дух Цегакрона был ничем иным, как воссозданием духа и национальной морали Мамиконяновских спарапетов в армянском индивиде наших дней. Начиная ещё с III века… что за героический дух создали Мамиконяны для своей нации и родины! Человек просто переполняется восхищением и поклонением, и ему хочется пасть на колени пред неугасимой памятью о Мамиконяновских спарапетах, которые были представителями Цегакрона в нашей истории более 1600 лет тому назад»[145].   Теперь исследуем статью «Творец нашей революции«. Поскольку она занимает всего три страницы, то горе-толкователи не осмелились опубликовать оригинал с сокращениями и извращениями, поэтому нужную им часть оторвали от целого пред­ло­жения, представили и проинтерпретировали, как пожелали, а именно, будто Гаре­гин Нжде говорит армянскому народу: «Что толкнуло тебя наивным образом поверить опасным словам сумасбродного назаретянина? Народ, ты обманут, ты – жертва христианской морали, которая продолжает оста­вать­ся в качестве румян и косметического средства, в виде вуали и маски для сильных духом». В то время как в случае цитирования слов Нжде целиком, выясняется совершенно иное. Вот этот фрагмент, с некоторыми существенно не отражающимися на содержании и мысли сокращениями: «На Голгофе – Западной Армении раздался бы крик собира­тель­ного образа распятого: помогите, спасите меня. А человечество – преступное и равнодушное – ответило бы: «Тебя мучит жажда? Утоли её своими слезами. Ты гибнешь? Потому что ты слаб… Наверное, давно не слышишь ты сладкого звона колоколов своих церквей. Ты только ползаешь без идеалов и возвышенности. Ты – раб. Тогда виноват ты, ты сам! Что толкнуло тебя наивным образом поверить возвышенным, но опасным словам сумасбродного назаретянина? Кто сказал, что слабый не виноват в том, что он слаб?.. Народ, ты обманут, ты – жертва христианской морали, которая продол­жает оста­вать­ся в качестве румян и косметического средства, в виде вуали и маски для сильных духом. Слабость, говорит весь мир, рождена для вскармливания силы. Сила рождает право… Вот этим был мир по отношению к армянской Голгофе… Вот так бы ответило человечество этому обречённому на смерть народу»[146]. (Подчёркнуто мной – Р.А.). Прежде всего, эти слова не являются мыслями, отрицающими, отвергающими христи­ан­ство, а тем более представляющими основу для создания «Новой религии«, как ни си­ли­лись доказать некоторые. Здесь говорится, что мир считал нас жертвой христианской морали. И во-вторых, самое главное, что эти слова не принадлежат Нжде, это – ответ «мира» «обречённому на смерть народу«. Это не просто не его слова (это – слова человечества, мира, они обращены к собира­тель­­ному образу распятого – армянскому народу), но и неприемлемые, предосу­ди­тель­ные для Нжде, поскольку произносящих эти слова он объявляет «преступными и равнодушными«. В самом деле, если процитированные им слова о христианстве считать мыслями Нжде, тогда по той же логике можно приписать ему и мысль «Тебя мучит жажда? Упейся свои­ми слезами» и объявить, что Нжде в надгробной речи «Творец нашей револю­ции» призывал армянский народ утолять жажду, упиваясь своими слезами… Как будто предчувствуя, что в один день могут найтись люди, которые его слова станут интерпретировать по собственному разумению и желанию, Нжде и в начале упомянутого отрывка из надгробной речи, и в середине, и в конце подчёркивает, что так говорит, «отвечает» нам «преступное и равнодушное» человечество. То же относится и к использованному им в приведённом отрывке афоризму «Сила рож­дает право«. Эти слова – вольный перевод одного выражения родоначальника сио­низ­ма Герцеля из прочитанной им в 1897 г. в Базеле лекции «Протоколы сионских мудрецов«. Эта мысль, которой начинается протокол № 1, дословно переводится так: «Право в силе» (Нжде ознакомился с этим произведением в русском переводе)[147]. Так что автор афоризма «Сила рождает право» (приписываемого Нжде и неод­но­крат­но процитированного как его собственное высказывание), не Нжде, а это – «ответ» чу­жих («преступного и равнодушного» человечества) собиратель­ному образу распятого. Теперь же из различных трудов процитируем целый букет мыслей Нжде о Христосе, христианстве и об одном из культов Нжде – Армянской церкви, для того чтобы убедиться, что никто не должен был иметь морального права представлять его в качестве автора не­бла­го­приятных высказываний относительно христианства и Армянской церкви. В особен­ности, что таким образом думающие и представляющие Нжде люди, кроме вышеука­зан­ных вымученных мыслей, не могут сослаться на какую-либо подобную им, во всём его богатом наследии. «Смелость армянина-язычника не ослабла и в христианской Армении. Парал­лель­но со стремлением к подвигу она приняла и некую новую форму выра­жения – му­ченичество добровольное, что по своей сути не что иное, как стремление через сознательную смерть к храброму бессмертию». «Церковь. Это должно подвергнуть переоценке ошибочное восприятие христиан­с­кой любви, чтобы перестать считать слабость добродетелью и убивать волю нашего народа… любит тот, кто силён… Христос любил, так как он был сильным… Он любил, потому что был могучим как в любви, так и в прощенье. Сама его жизнь должна стать путеводителем для Церкви. Смысл его смерти – героическое жертвоприношение. Его принесли в жерт­ву, потому что он был героем идеи… Христианин не тот, кто неверно понял стихию христианского просветительства, попал в сети предубеждений и ослаб до степени исчезновения, а тот, в ком есть немного христианства – искорка души самого могущественного Богочеловека. Он был всемогущим, всесильным, а мы, по меньшей мере, можем и должны быть могучими, чтобы мочь любить и жертвовать». «Открытые письма к армянской интел­ли­ген­ции», Бейрут, 1929, стр. 21-22, с искажениями и многочисленными опечатками перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, том 1, стр. 125. «Родина, благочестивая любовь и уважение к… нашей религии, которая есть серд­це нации, к родному языку, который есть закваска патриотизма… Назаретянин учил, что живущая в человеке душа дороже целого мира». «Борьба детей против отцов«, София, 1927, перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, том 1, стр. 92, 133. «Наш народ – народ души, и по этой причине все те учения, которые порождены безличной душой,.. остаются неудобоваримыми и чуждыми для армянской души. Вдохновенным было христианство, и именно поэтому бросив­шим­ся первым в его объятия был армянин». «Вековечное оружие нации», журнал «Орёл Тарона», София, 1938, № 1-2, перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, том 1, стр. 391. «Есть вещи, извечно боготворимые – Бог, Родина, Мать – о которых человеческое существо, если оно духовно не развращено, не может говорить без религиозного уважения». Открытое письмо Майклу Арлену, газета «Нор Аракс» (Новый Аракс), София, 1930, № 11, перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, Ереван, 2002, том 1, стр. 332-343. «Таронаканутюн… это дело армянского воина, которое оказалось победным, пото­му что его благословила армянская церковь!» Военачальник Нжде о таронакану­тюн, газета «Размик», Пловдив, 1938 г., № 46, перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, Ереван, 2002, том 1, стр. 414-414. «Именно победное мужество первомучеников обязало варваров принять учение назаретянина!» «Армянское классическое мужество», газета «Аракс», 1930 г. № 26, перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, Ереван, 2002, том 1, стр. 328-331. «…Величие назаретянина не в том, что он оставил несколько фактов в истории, а в том, что сенсуалистическому человечеству он дал новые идеалы и зажёг их души мечтой об ином мире». «Динамика национального духа«, София, 1932 г., перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, Ереван, 2002, том 1. «За кем следовать? Вот самый роковой из всех вопросов. За назаре­тянином, или за Бюхнером, Эмерсоном, либо за Марксом, Мамиконянами, или же за политически упаднической частью армянской интеллигенции? Первые – гиганты духа – вселят в тебя божественное, последние – животные инстинкты в человеке: первые сотворят в тебе идеалиста, рыцаря, героя, последние – обыденного холодного смертного с душонкой лягушки». «Народ и предводитель», газета «Размик», София, 1941 г., № 3, перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, Ереван, 2002, том 1, стр. 432. «У моей души есть две опоры: Бог и Родина». Размышления «Родина», трёхдневная газета «Размик», 1941 г., № 2, перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, Ереван, 2002, том 1, стр. 430. «Ликвидируя существующий между смертью и жизнью барьер, назаре­тя­нин опроверг смерть, поскольку стал вечным сеятелем гигантов: святых, мучеников, героев». «Герой и героизм», газета «Свободная Армения», Берлин, 1943 г., перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, Ереван, 2002, том 1, стр. 485. «Моральная демократия, из-за несовершенства человеческого существа останет­ся мечтой, как осталась мечтой истинное христианство». «Война – революция», газета «Размик», Пловдив, 1941 г., № 13, перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, Ереван, 2002, том 1, стр. 454-461. «Умирает большевизм, поскольку хочет жить европейская цивилизация, христи­ан­ство и человечество». «Суд истории», газета «Свободная Армения», Берлин, 1943 г., № 2-3, сентябрь-октябрь, стр. 5-7, перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, Ереван, 2002, том 1, стр. 475. «Непростительная ошибка объяснять преданность армян христианству религиозной страстью… Доминирующая сознательность в армяни­не давно уже национальная, а не религиозная, …она очень давно сделала христиан­ство армянским». «Тюремные записки», Г.Нжде, «Избранное», том 1, стр. 259. «Обожествляя и увековечивая Ухт Мамиконянов, церковь вооружила наш народ самым действенным и победоносным оружием для самозащиты – «осознанную смерть»». «Почему Таронаканутюн?», «Орёл Тарона», София, 1938, № 5-6, перепечатано в книге «Избранное» Г.Нжде, том 1, стр. 402.   Нжде, объявляя измышлением выражение агента ЧК епископа Дуряна «Неверно отождествлять интересы нации с интересами церкви» и назвав его за эту и другие подобные мысли «чернецом-шарлатаном«, считает непрос­ти­тель­ной денационализацией пришлое умонастроение, отрицающее тождествен­ность на­ции и церкви, при этом добавляя: «Епископ Дурян – враг политики Нерсеса Варжа­пе­тя­на и Хримян Айрика, Измирляна и Геворга Вштакира. Дурьян против Нерсеса Аштаракеци, Нерсеса Шнорали, Гевонда Ереца, католикоса Овсепа, Саака Партева, Нерсеса Великого, которые стали святыми, борясь и страдая на поприще суда истории своей родины«. Дурян не понимает смысла фра­зео­логизма «армянин-христианин». Он не хочет знать, что с самого начала армянст­во и его христианство слито в единое целое…» «Нация – американские армяне и её подонки», перепечатано в книге Г.Нжде «Избранное», Ереван, 2002, том 1, стр. 197-198. Ко всему этому нужно добавить также ту реальность, что Гарегин Нжде в течение всей своей жизни не начинал и не предпринимал ни одного дела без упоминания имени Бога. Все его дела начинались либо в церкви, либо молитвой. Он и учредительные съезды Сюникской Республики (25 декабря 1920 г.) и Республики Лернаайастан проводил в церкви. Его военное оружие, даже пояс спарапета были освящены в церкви. Почти все приказы и призывы, направленные к своим воинам, заканчивались обращением к Богу: «С нами Бог и мстительных дух Давид-Бека», «С нами Бог и… беспокойные души наших великих сынов Армении», «С тобой Бог и моя любовь» и др. (см. «Хуступские призывы«). В 1943 г. во время встреч с военнопленными армянами он говорил им: «Во имя счастья нашей родины я возлагаю надежды на Бога, а вы держитесь за меня» (см. «Воспоминания о Нжде» Ваана Саргсяна, 2001 г., № 19, стр. 11). И, наконец, в «Автобиографии» (1944 г.) он пишет: «Я был человеком глубокой веры и этики… В храме веры и почитания первые места всегда были предоставлены Богу и моей Родине. Армения была земной (специально подчёркивает слово «земной» – Р.А.) самой дорогой святыней для меня». Принимая во внимание вышеупомянутое и множество других фактов, неоспоримо то, что отправной точкой идеологии величайшего армянского оракула ХХ века было христианство. И, наконец, Гарегина Нжде можно безоговорочно назвать наиболее самобытным пред­стави­телем армянской литературы и языкознания. И речь здесь не только о его чисто литературных произведениях: стихотворениях в прозе, которые являются блестящими образцами этой формы (например, «Воин не умирает» или посвященное Хечо (Ашот Мелик-Мусян) «Размышление Творца», а также опубликованные в течение 1911-1918 годов в Тифлисских, Ереванских, Бакинских, Гюмрийских газетах «Патани (Юноша)», «Энкер (Товарищ)», «Хатабала«, «Жайр (Скала)» и других газетах прозаические произведения, подписанные Гарегин Дардуни Г. Дардуни, Г. Д., Г., Нжде, Studiosus и завершённые 23 февраля 1915 г. его неопубликованные стихотворения в прозе: «Сказка умирающего сердца», «Любовь пастуха», «Примирение», «Моя любовь»)[148], – но и обо всех произведениях Нжде, включающих фило­соф­ские размышления, а также его публицистических статьях. Он создал сотни форм и стилей, множество слов-неологизмов, которые сделали наш язык более выразительным, богатым, мощным и красноречивым. Своим образным мышлением он напоминает одного из наших великих пред­шест­вен­ни­ков – летописца 5-го века Егише, а также поэта поэта10-го века Григора Нарекаци, из более поздних – писателей 20-го века Акоба Оша­­кана, а в ещё бóльшей степени – Аветиса Агароняна, с которым у него много общего с точки зрения стиля. Необходимо констатировать тот факт, что всё письменное наследие Гарегина Нжде, кроме того что оно будучи историей и идейно-философской мыслью, в то же время безоговорочно представляет собой и художественную литературу, подобно произведениям историографов армянского Золотого века. Армянское литературоведение должно тщательно исследовать эту совершенно неизученную сферу, и художественные произведения и культура языка Гарегина Нжде, как уникальное явление армянского языка и литературы 20-го века, внести в учебники по армянской литературе. Оставляя исследование этого вопроса на усмотрение специалистов, фиксирую некоторые факты: а) всё литературное наследие Гарегина Нжде, являясь одним из блистальных проявлений его гениальности, его выразительного мышления, без сомнения является художественной литературой. Значение его всей художественной речи воспринимается как возрождение литературы армянского Золотого века и его продолжения в 20-ом веке. б) Как известно, для исследования особенностей армянские народного устного творчества и фольклора литературоведение подразделяет составляющие армянской литературы на следующие формы: «о любви», «о родине», «о материнской любви»,  «о скитаниях» и другие виды. Для исследования письменного наследия Гарегина Нжде, в бóльшей части которого говрится о наделении народа национальным сознанием, о восстановлении государственности Армении, об освобожднении захваченных территорий, о патриотизме, несомненно уникальное явление, обозначающее новое направление в армянской литературе. Это литературное наследие, как самостоятельный и уникальный вид армянской литературы 20-го века, я предложил назвать им же придуманным словом «Айренатиракан». Моё предложение сочли приемлемым многие представители интеллигенции, в том числе, и наши известные литературоведы.   Гарегин Нжде совмещает в себе три таланта: великого полководца и военного стратега, крупного общественного, политического и государственного деятеля и, наконец, крупного представителя философской мысли первой половины ХХ столетия. Думается, рамки ХХ века тесны для этой разносторонне одаренной личности. По своей грандиозной роли и историческому значению Гарегин Нжде принадлежит не только исключительно своему времени – он примыкает к гениальным и бессмертным титанам-одиночкам последнего тысячелетия, таким как Григор Магистрос, Ашот Вогормац, Левон Мецагорц и им подобных.   Перевела Эринэ Бабаханян канд. физ.-мат. наук [1] Учитывая то обстоятельство, что данная автобиография была опубликована несколько раз, с искажениями и ошибками (см. подобную последнюю публикацию: Гарегин Нжде «Сочинения», т. 2, Ереван, 2002, с. 276-280), я счёл удобным поместить её в начале этой книги, без изменений, без правки пунктуации и правописания. [2] В рукописи нечётко обозначено «4-й», однако принято читать «2-й». Оставляю так, как было в тексте. [3] Ухт – по-армянски обет, клятва. (Примеч. первод.). [4] Лишь один раз в Америке я нарушил этот свой принцип, согласившись, чтобы мне выплачивалось еженедельное жалование. Нарушил и был справедливо наказан. С тех пор человеческая низость повсюду следует за мной как тень. [5] Неологизм Нжде. (Примеч. первод.). [6] Послужной список Гарегина Нжде, Историко-филологический журнал (далее ИФЖ), Ереван, 2001 г., № 1. Здесь и далее все события, происшедшие до 1 января 1918 года, даются по старому стилю, а после января 1918 года – по новому стилю. Во всех биографических изданиях день рождения Нжде отмечен 1 января. [7] Парскахайк, Персидская Армения (Примеч. перевод.). [8] Рафаэл Амбарцумян, «Житие Нжде», Ереван, 2001, с. 14-15. [9] Журнал «Гарун», 1990 г., № 1; а также Грачик Симонян «Времена Андраника», Ереван, 1996 г., том 1, с. 350-362. [10] См. Нжде «Автобиография». [11] См. подпись к помещённой в этой книге фотографии, а также Нжде «Литературные произведения», Ереван, 2003 г., четвёртая страница обложки. [12] «Дело Дашнакцутюн», Национальный архив РА ф. 4047, сп. 3, гл. 1, с. 554. [13] Национальный архив РА, Дело АРПД., ф. 4047, сп. 3, гл. 6, раздел «Судебные приговоры», с. 13, 16. [14] Армен Сюни, «Армянский полк в Балканской войне 1912-1913 гг.», Баку, 1914 г., с. 20-31, 140-148. [15] Нжде «Автобиография». [16] Послужной лист Нжде, ИФЖ, Ереван, 2001, № 1, с. 252; Г. Нжде «Партия дашнаков в Болгарии», архив Службы национальной безопасности при Правительстве РА (далее СНБ РА), фонд прекращенных судопроизводством дел (ФПСД), д. 11278. [17] КерÔ (Гафавян Аршак, 1858-1916) – один из выдающихся деятелей армянского национально-освободительного движения. Член партии Дашнакцутюн. [18] Там же, с. 253. [19] Там же, с. 253-254. [20] Г.Нжде «Автобиография», архив МНБ РА, ФПСД, дело 11278, т. 4. [21] Заявление Нжде от 15 октября 1946 г. начальнику следственного отдела МГБ СССР, которое содержится в 4-м томе дела Нжде, опубликовано: Гарегин Нжде «Биографические дополнения…», Ереван, 2005, с. 318, 478. [22] Газета «Жайр», Александрополь, 1917 г., 25 июня (с. 3), 9 июля (с. 3). [23] Протокол допроса Нжде от 27 июня 1947 г., Архив СГБ РА, ФПСД, 12997, т. 2, с. 192-194. [24] Р.Амбарцумян «Житие Нжде», Ереван, 2001, с. 39. [25] Ашуг – в странах Востока – народный поэт-певец и музыкант (Примеч. перевод.). [26] Газета «Жайр», 4 июня 1917 г., с. 3. [27] Шерам – один из сотников Епрема Хана – член АРПД, герой освободительной войны, скончался в Тегеране в 1983 г. См. Ар.Амурян «АРПД в Персии», Тегеран, 1950, с. 156. [28] Газета «Жайр», 11 июня 1917 г., с. 2. [29] В дословном переводе с арм. – Скала (Примеч. перевод.). [30] В дословном переводе с арм. – Фельетон (Примеч. перевод.). [31] В дословном переводе с арм. – Орёл (Примеч. перевод.). [32] Газета «Жайр», 1917 г., 8 апреля, № 1, с. 2; 15 апреля 1, № 2, с. 2; 30 апреля, № 4, с. 2; 7 мая, № 5, с. 3; 14 мая № 6, с. 4-5; 21 мая, № 7, с. 3; 28 мая, с. 2; 11 июня, с. 2; 9 августа, с. 2; 13 августа, с. 2; см. также Аво «Нжде», 1968, с. 326-330; Г.Нжде «Литературные произведения», Ереван, 2003 г. [33] Аво «Нжде», с. 326. [34] Послужной список Нжде, ИФЖ, 2001 г., № 1, с. 253-254. [35] Еженедельник «Жайр», 21 мая 1917 г., № 7, с. 4; «Жайр», 30 июля 1917 г., № 17; «Жайр», 6 августа 1917 г., № 18. [36] См. документ в «Вестнике архивов Армении», 1992, № 1-2, с. 113. [37] Архив СНБ РА, судебное дело Нжде № 11278, т. 3, с. 141-147. [38] Воспоминания Гоар Мелик-Дадаян находятся у её внучки Эсфирь Трдатян. [39] Название Каракилиса (что означает «чёрная церковь») город носил до 1935 года (Примеч. перевод.). [40] М[ушег] Г[азарян] «Битва при Каракилисе», Тегеран, 1920, с. 5-13, 14-16. [41] Ваге Арцруни «Армяно-персидская война, армянское офицерство», Шатах, Ереван, 2002, с. 362-364; Р.Ам­бар­цумян «Гарегин Нжде. Биографические дополнения, неопубликованные записи и размышления», с. 92-152. [42] Ваге Арцруни «Армяно-персидская война…», а также Р.Амбарцумян «Дух, превращающий в победу всеобщую панику в Каракилисе», Ереван, 2005, с. 33; Центральный Архив АРПД (США, Бостон) судебное дело, с. 401-403 ср. с А.Арутюнян «Следственное дело Гарегина Нжде», Ереван, 2001, с. 112, 2-е изд., Ереван, 2004. [43] Речь Г.Нжде по поводу 25-летия независимости Армении, газета «Размик», София, 17 июня 1943 г., напечатано в Г.Нжде «Избранное», Ереван, 2002, т. 1, с. 480-481; Аво «Нжде», Бейрут, 1968, с. 67, 468, 473 и др. [44] Р.Амбарцумян «Гарегин Нжде. Биографические данные…», Ереван, 2005, с. 92-152. [45] Приказ министра Внутренних дел РА, документ см. в «Нахичевань-Шарур в 1918-1921 гг., документы и материалы», «Вестник архивов Армении», 1993, № 1-2, документ № 26, с. 58; Проблема Нахичевана в русско-турецком договоре от 16 марта 1921 г. (материалы конференции), приложение, составитель: Р.Амбарцумян, спец. редактор: акад. Грачик Симонян, Ереван, 2001, с. 93. [46] См. «Нахичевань-Шарур в 1918-1921 гг., документы и материалы», «Вестник архивов Армении», 1993, № 1-3, с. 5-6. [47] Хмбапет Мартирос Абраамян «Мои памятные воспоминания», Тегеран, 1978, с. 433; Казар Кочарян «Из воспоминаний гайдука», журнал «Родина», 1935 г., март, № 5 (149), с. 135-136, 138-139. [48] Хорен Мурадян «Из воспоминаний добровольца-армянина, живущего в Америке», журнал «Родина», 1967 г., январь, № 1, с. 23. [49] Воспоминания К. Кочаряна, журнал «Родина», 1935 г., апрель, с. 125-127. [50] В то время в Армении было два села с одним и тем же названием – Реганлу. Одно – ныне Айгеван Араратского района, другое – теперь не существует, тогда находилось в полях Айгевана. [51] Воспоминания Гоар Мелик-Дадаян находятся у её внучки Эсфирь Трдатян. [52] В новейших публикациях всюду отмечено «3-й полк». Должно быть «4-й полк», как отмечают Казар Кочарян, Мартирос Абраамян, Э.Ханадалян, а также, Г.Нжде в своей «Автобиографии», где римскими цифрами нечётко обозначено IV, а посему прочитано III. Верное прочтение см. в книге Р.Амбарцумяна «Гарегин Нжде», Ереван, 2003, с. 4. [53] Показание деятеля АРПД Э.Ханадаляна на тавризском судебном разбирательстве дела Нжде, А.Арутюнян «Гарегин Нжде, тавризское судебное разбирательство 1921 г.», Ереван, 2004, с. 220-221. [54] Нац. архив Армении, фонд 276, сп. 1, гл. 114, л. 35; фонд 199, сп. 1, гл. 89, л. 390, опубликовано в материалах конференции «Гарегин Нжде–115», Ереван, 2001 г., с. 127. [55] См. приказ министра внутренних дел о назначении Нжде губернским комиссаром Нахичевани. [56] Хмбапет Мартирос Абраамян «Мои памятные воспоминания», Тегеран, 1978, с.429- 433, 435-436. [57] Рубен «Из воспоминаний армянского революционера», 3-е издание, Тегеран, 1982 г., переизд. Ереван, 1990, с. 336. [58] Это название Нжде создал по совокупности первых слогов каждой из трех местностей: КАП[ан], АР[евик], ГОХТ[ан]. [59] «Кровавая книга», Горис, 1921 г., с. 5, 27; Р. Амбарцумян «Житие Нжде», с. 59-61; Арам Симонян «Борьба за существование Зангезура, 1920-1921 гг.», Ереван, 2000 г., с. 38-40. [60] Симон Врацян «Республика Армения», Париж, 1928, с. 302-303, 347-353. [61] «Давидбекян ухтер». [62] «Кровавая книга», с. 29-33; «Хуступские призывы», Горис, 1921 г., с. 18-19; Симон Врацян «Республика Армения», Ереван, 1993, с. 351-353. [63] ЦИАИ РА, ф. 290, сп. 1, гл. 44, л. 10; ср. «Гарегин Нжде – 115», с. 128-129. [64] Самый ранний имеющийся документ, в котором отмечено, что Нжде является полковником, это письмо Иванова – военного комиссара 11-ой Советской армии, от 10 июля 1920 г., адресованное Нжде (см. «Кровавая книга», с. 6; В. Геворгян «Сюникская героическая битва», Ереван, 1993 г., с. 64; Г.Нжде «Избранное», Ереван, 2002 г., т. 1, с. 30. [65] Вардан Геворгян «Героическая битва Лернаайастана», Ереван, 1991 г., с. 59; Г. Нжде «Избранное», т. 2, с. 69-70; С.Микаелян «Последние события в Карабахе», журнал «Родина», 1923 г., октябрь, № 12, с. 124. [66] «Кровавая книга», Горис, 1921 г., с. 33-34; Г. Нжде «Героическая битва Лернаайастана», журнал «Айреник», Бостон, А, 1923 г., № 11, сентябрь, с. 71-78. [67] «Свободный Сюник», Горис, 1921 г., с. 44-58. [68] См. С.Хачатрян, Мартин Зильфугарян «Армянское государство Лернаайастан», Ереван, 2004 г., с. 73. [69] «Кровавая книга», с. 29-33; «Хуступские призывы», Горис, 1921 г., с. 18-19; Симон Врацян «Республика Армения», Ереван, 1993, с. 351-355. [70] Судебное дело, которое составляет 487 страниц, находится в Бостоне в Центральном Архиве АРПД Часть судебного дела опубликовал историк А. Арутюнян под названием: «Гарегин Нжде – судопроизводство 1921 г. в Тавризе» (Ереван, 2001 г., 2-е изд. – Ереван, 2004 г.); два отрывка вместе с допросом опубликовано также в Гарегин Нжде Собр. соч., Ереван, 2002 г., т. 2, с. 358-413, 477-492. [71] Решение Верховного суда АРПД по делу Нжде, общественно-политический, экономический и научный журнал «Новый мир», 1922 г., октябрь, № 3, с. 138-141. См. также Центральный архив АРПД (США, Бостон) дело № 1611-28, с. 375-378. Ср.: Гарегин Нжде Собр. соч., Ереван, 2002 г., т. 2, с. 121-124. [72] Протокол допроса Ов. Деведжяна, МНБ РА, ФПСД, д. 11278, т. 3, опубликовано в вышеупомянутой работе В. Овсепяна «Гарегин Нжде и КГБ», Ереван, 2001, с. 15. [73] Г.Нжде «Донос или провокация?», газета «Размик», София, 7 декабря 1937 г., № 59, перепечатано в Г.Нжде «Сочинения», Ереван, 2002 г., т. 1, с. 415-417; Г.Нжде «Избранное», Ереван, 2005 г., с. 676-678. [74] Г.Нжде «Мой ответ». Избранное, Ереван, 2006, с. 333-335. [75] В переводе с армянского – «Страна садов» (Примеч. перевод.) [76] Из письменного объяснения «Ещё несколько слов о Лернаайастане», представленного в Высшую судеб­ную инстанцию АРПД (см. Гарегин Нжде, 1921 г., Судопроизводство в Тавризе, Ереван, 2001, с. 82-84). [77] Протокол допроса Г.Нжде, «Дело Нжде», т. 1, с. 202. [78] В русском варианте – «Этновера» (Примеч. перевод.). [79] См. допрос Г.Нжде от 12 октября 1944 г.; Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005 г., с. 184. [80] Протокол допроса Г.Нжде 16 ноября 1946 г.; Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005 г., с. 249-251. [81] Отрывок из протокола допроса Г.Нжде 16 ноября 1946 г. арм. перевод см. в газете «Нахичевань», 2000 г., апрель, №13, с. 7; Г.Нжде «Дашнакцутюн в Болгарии», Собрание сочинений, т. 2, с. 462; Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005 г., с. 249-251. [82] Р.Амбарцумян «Сферы деятельности и отправная точка идеологии Г. Нжде», журнал «Эчмиадзин», Св. Эчмиадзин, 2001, декабрь, с. 91-101; Р.Амбарцумян «Отправная точка идеологии Г. Нжде – армянское христианство», «Базмавеп», 2003 г., № 1-4; Допрос Г. Нжде от 19 августа 1954 г., Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005 г., с. 245. [83] Г.Нжде «Почему Таронаканутюн», «Вековечное оружие нации», «Воля к самопожертвованию» и др., Г.Нжде Сочинения, т. 1, а также Р.Амбарцумян «Житие Нжде», с. 107-110. [84] Допросы М.Дограмаджяна и Ншана Давидяна, хранящиеся в деле Нжде № 11728, т. 3, с. 119-125, Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения… », Ереван, 2005 г., с. 287-289. [85] См. Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения… », Ереван, 2005 г., документ № 1 из раздела «Объяснительные записки, заявления, письма и другие послания советским властям». [86] См. Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения… », Ереван, 2005 г., документы № 2 и 10 из раздела «Объяснительные записки, заявления, письма и другие послания советским властям». [87] Газета «Размик», София, 23 января 1943 г., с. 2; Протоколы допроса Нжде 1944 г.: «Дело Нжде», т. 1, от 21 октября, с. 70-73, от 4 ноября, с. 89, опубликовано в книге Р.Амбарцумяна «Г.Нжде. Биографические дополнения… », Ереван, 2005 г., с. 211-224. [88] Ежемесячная газета «Свободая Армения», Берлин, 1943 г., № 1, 2-3. [89] См. свидетельство Самвела Мирзояна, газета «Нахичевань», 2004 г., январь, № 26, с. 9. [90] См. решение начальника 1-го отдела КГБ АрмССР Г.Арояна о «возобновлении судебного разбирательства Нжде» от 16 ноября 1946 г.: «Я, начальник 1-го отдела КГБ АрмССР Г.Ароян, рассмотрев дело № 8386 Тер-Ару­тюняна, обнаружил, что из-за его отсутствия в Ереване расследование его дела прекращено. Принимая во внимание то обстоятельство, что 14 ноября 1946 г. он прибыл в Ереван, объявляю с сегодняшнего дня о возобновлении следственного дела Тер-Арутюняна за № 8386. Подполковник Г.Ароян». «Дело Нжде», т. 1, с. 248. [91] «Житие Нжде», с. 124-125, 139; Ваче Овсепян, вышеуказанная работа, с. 65-69. [92] Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения… », Ереван, 2005 г., с. 323-326. [93] Армен Севан «Из воспоминаний арестанта», Буэнос-Айрес, 1970 г., с. 110; см. также письмо Нжде от 1 декабря 1955 г., адресованное дочери брата, где он пишет, что его жену и сына держат в этом городе вот уже 11 лет; см. беседу Р.Казиняна с Вреж-Сукиасом Тер-Арутюняном, еженедельная газета «Азатамарт», 1993 г., июль, № 28, с. 14. [94] Армен Севан «Из воспоминаний арестанта», Буэнос-Айрес, 1970 г., с. 101, 107; Ваче Овсепян «Гарегин Нжде и КГБ», Ереван, 2001, с. 57, 96, 121-122, 178. [95] См. это письмо, опубликованное в книге Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения… », Ереван, 2005 г. [96] Архив Нац. безопасности при Правительстве РА, ФПСД 12997, «Дело Нжде», т. 3, с. 170. [97] Из письма Нжде родным, 24 августа 1955 г. (находится в семейном архиве Захарянов); см. письмо № 1 в книге Р.Амбарцумяна «Г.Нжде. Биографические дополнения… », Ереван, 2005 г. [98] Армен Севан «Из воспоминаний арестанта», Буэнос-Айрес, 1970 г., с. 107. [99] См. Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Краткая биография, афоризмы и хронология», Ереван, 2003 г., с.26-27. [100] Ваче Овсепян «Гарегин Нжде и КГБ», Ереван, 2001, с. 6-7, 96; этот документ в Архиве Нац. безопасности при Правительстве РА отсутствует (ФПСД 12997), [101] См. Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005, с. 336, 480-484. Это письмо впервые опубликовано А.Варданяном в еженедельной газете «Айреники дзайн», позже в газете «Еркир», Ереван, 1992, 31 декабря. [102] «Нахичевань», 2001 г., № 20, с. 5. [103] Ваче Овсепян «Гарегин Нжде и КГБ», Ереван, 2001, с. 56. [104] Там же, с. 37. [105] Там же, с. 43. [106] Армен Севан «Из воспоминаний арестанта», Буэнос-Айрес, 1970 г., с. 116; см. также письмо Г.Нжде брату и его жене от 4 июня 1954 г., Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005, с. 384-385; газета «Нахичевань», 2001 г., № 20, с. 13-14, К.Абовян «Воспоминания», газета «Нахичевань», 2001 г., № 20, с. 7. [107] См. газету «Нахичевань», 2001 г., № 20, с. 5-7. [108] См. выписку из допроса Ншана Давидяна 26 июня 1945 г., «Дело Нжде», т. 3, с. 119; см. Архив СГБ РА, ФПСД, 12997, т. 3, с. 124-125. [109] Нац. архив Армении, ф. 114, ц. 2, гл. 3, л. 142, ср. А.Симонян «Борьба за существование Зангезура, 1920-1921 гг.», Ереван, 2000 г., с. 480. [110] Г.Нжде «Мой ответ». Сочинения, Ереван, 2002, с. 243. [111] См. протокол допроса Г.Нжде 4 декабря 1944 г., Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005, с. 225-234. [112] Там же, «Дело Нжде», т. 3, с. 105; Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005, с. 225-234. [113] Ирредента, ирредентизм (от ит. неосвобожденная земля). Italia irredenta – основанное Менотти Гари­баль­ди в 1878 г. движение за присоединение к Италии пограничных земель, частично населенных итальянцами и не вошедших в состав Италии при ее воссоединении. Имеет общий смысл требования о воссоединении отнятых территорий (Приечм. перевод.). [114] Протокол допроса Г.Нжде 12 декабря 1946 г., следователи Ароян (зам. министра КГБ Армении) и майор А.Григорян, «Дело Нжде», т. 32, с. 45-49; опубликовано в книге Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005, с. . 9-12, 16-17, 21, 250, 252-254. [115] См. Нжде «Дополнения к биографии…», с. 247-251. [116] См. выписки из протоколов допроса обвиняемых по делу Нжде Григора Бостанджяна 7 октября 1944 г. («Дело Нжде», т. 3., с. 111) и Ншана Давидяна 26 января 1945 г. («Дело Нжде», т. 3., с. 119), Мартина Дограмаджяна 3 февраля 1945 г. («Дело Нжде», т. 3., с. 121), Нерсеса Аствацатряна 10 февраля 1945 г. («Дело Нжде», т. 3., с. 127-128), Оника Паникяна (Зармуи) 3 июля 1953 г. («Дело Оника Паникяна», № 13169, т. 1, с. 298). [117] Архив СГБ при правительстве РА, ФПСД, 12997, т. 1, опубликовано в книге См. Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005, с. 304. [118] Там же, т. 1; см. также В.Овсепян «Гарегин Нжде и КГБ», Ереван, 2001, с. 44-45; Р.Амбарцумян «Житие Нжде», Ереван, 2001, с. 137-138. [119] Архив СГБ при правительстве РА, ФПСД, 12997, т. 3. Оригинал напечатан с искажениями в указанной книге В.Овсепяна. Армянский перевод см. в газете «Нахичевань», 1999 г., декабрь, № 9-10, с. 6-7; уточнённый текст – в книге Р.Амбарцумяна «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005, с. 340-342. [120] Адресованное родным письмо от 24 июня 1955 г., См. Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005, с. 424. [121] Из письма брату от 11 марта 1955 г. См. перевод в газете «Нахичевань», 2001 г., январь, № 20, с. 13-14; См. Р.Амбарцумян «Г.Нжде. Биографические дополнения…», Ереван, 2005, с. 405. [122] Организацию под таким названием Нжде намеревался создать в 1939 г., на базе движения «Тарон­ка­ну­тюн», однако когда вспыхнула II мировая война, осуществление этой идеи было сведено на нет (см. статью В. Овсепяна «Дашнакцутюн в Болгарии», с. 124-136, Г.Нжде «Сочинения», т. 2, с. 463. [123] «Тюремные записки», Ереван, 1993 г., см. предисловие Р. Хуршудяна, а также «Житие Нжде», с. 124-136; газета «Нахичевань», 2001 г., май, № 20, с. 5-7. [124] Аматуни Вирабян «Армения от Сталина до Хрущева», Ереван, 2001 г., с. 34-63; Заявление Католикоса Геворга VI руководству Советского Союза, США и Великобритании от 22 октября 1945 г., послание от 20 апреля 1947 г. Армянскому Общенациональному Собранию, созванному в США, крайне конфиденциальное письмо главе Советов и другие документы, «Документы истории армянской церкви», кн. 6, Ереван, 1999, с. 299-301, 374-378, 551-553. [125] Арцах Буниатян «Возвращение Нжде», Ереван, 1999 г.; 2-е издание – Ереван, 2002 г., с. 28, 36, 60. [126] Газета «Нахичевань», 2000 г., август-сентябрь, № 16, с. 2; 2001 г., № 18, с. 7; Газета «Республика Армения», 2001 г., 19 апреля, с. 1, 3 («С мечтой о познавательной родине»); Газета «Республика Армения», 2001 г., 1 мая, с. 1-2, 7 («По-новому создаётся чудотворный дух нации») и др. [127] Г.Нжде «Мой ответ», София, 1937 г., перепечатано в Г.Нжде «Сочинения», т. 1, Ереван, 2002, с.187-188. [128] С намерением ослабить сопротивление Армении, 30 ноября 1920 г. Москва от имени коммунистической влас­ти Азербайджана на словах «провозгласила» Арцах, Нахичеван и Зангезур неотъемлемой частью Арме­нии. Убедившись в итоге, что не удастся насильственно присоединить Зангезур к Азербайджану, Россия бы­ла вынуждена 12 и 13 июня 1921 г. от имени руководства Армении объявить Зангезур неотъемлемой частью Социалистической Армянской Республики. [129] См., например, его труды «Борьба за существование Лернаайастана», «Тюремные записки» и др. работы. [130] См. Гарегин Нжде «Строевой устав», Ереван, 1993, с. 23-54. [131] Журнал «Айреник», Бостон, сентябрь 1923, № 11, с. 71-78, перепечатано в Г.Нжде «Сочинения», т. 2, Ереван, 2002, с. 21. [132] Г.Нжде «Сочинения», т. 1, Ереван, 2002, с. 282-283. [133] Русский оригинал письма хранится в семейном архиве Захарянов – внуков Ольги, дочери Левона Тер-Арутюняна, фотокопии которых находятся Гос. историческом музее РА, а также у меня; армянский перевод см. в газете «Нахичевань», 2001 г., № 20, с. 14. В семейном архиве Захарянов хранится около 50 писем Нжде, написанных из тюрьмы, а также копии многочисленных заявлений, отправленных Левоном Тер-Арутюняном в различные инстанции, и официальных ответы на некоторые из них, с помощью которых стало возможным внести многие поправки в биографические данные Нжде в годы его тюремного заключения. Все письма из тюрьмы Нжде писал по-русски, поскольку советский заключенный не имел права писать кому-либо на любом другом языке, кроме русского. [134] Г.Асатрян., Г.Нжде «Нация и её подонки», размышления, Журнал «Нация и родина», София, 1936 г., 15 июня, № 2, с. 57; Аво «Нжде». Бейрут, 1968, с. 466-470. [135] «Из разговора с военачальником Нжде», «Тюремные записки», «Проблема счастья» и др. (Гарегин Нжде, Сочинения, Ереван, 2002, т. 1). [136] Общественная собственность (прим. перевод.). [137] Г.Нжде, Сочинения, Ереван, 2002, т. 1, с. 514-515. [138] Р.Амбарцумян «Житие Нжде», Ереван, 2001, с. 113. [139] См. их «Кредо», газета «Амроц», 1934 г., № 2. [140] «Почему Таронаканутюн?», «Орёл Тарона», София, 1938, № 1-2, перепечатку см. Г.Нжде, Сочинения, Ереван, 2002, т. 1, с. 393. [141] «Почему Таронаканутюн?», «Орёл Тарона», София, 1938, № 5, перепечатку см. Г.Нжде, Сочинения, Ереван, 2002, т. 1, с. 398; Аво «Нжде. Жизнь и деятельность», Бейрут, 1968, с. 499-500. [142] Газета «Размик», София, 1943 г., с. 489-490. [143] «Американское армянство – нация и её подонки», София, 1935 г., см. раздел «Ухты Цегакрона», перепечатано в Г.Нжде «Сочинения», т. 1, Ереван, 2002, с. 224. [144] «Из разговора с военачальником Нжде», газета «Размик», София, 1943 г., № 179, перепечатано в Г.Нжде «Сочинения», т. 1, Ереван, 2002, с. 497. [145] См. Аво «Нжде. Жизнь и деятельность», Бейрут, 1968, с. 433-434; Оник Зармуни «Веление нации», Ереван, 2007 г., с. 68. [146] Г.Нжде «Сочинения», т. 1, Ереван, 2002, с. 309-312. [147] См. русское издание «Сионские протоколы», Москва, 2000 г., протокол № 1, с. 14. Этот сверхсекретный документ опубликован также и на армянском языке, газета «Размик», София, 1942 г., начиная с номера от 9 сентября. С 6 октября 1942 г. эта газета начинает выпускаться в два дня раз. [148] См. фонд «Собрание» Музея литературы и искусства им. Егише Чаренца. Из письма, написанного Нжде 15 октября 1906 г. из Софии матери и брату Левону, выясняется, что вскоре должен быть опубликован сборник с 70-ю его произведениями, часть которых написана им в Софии (Центральный государственный архив социально-политических и общественных организаций РА (ЦГА СПОО РА), фонд 4047, циркуляр 3, глава 1, с. 553), в переводе на армянский язык опубликовано в периодической газете «Нахичеван», 2001 г., № 20. В том же архиве хранится другой документ, в котором отмечено: “Тетрадь произведений прикрепить к судебному делу” (фонд 4047, циркуляр 3, глава 6, с. 4409)….

Источник: http://www.nashasreda.ru